Читаем Избранное полностью

линию. Стоит "Стрела" у вокзала, под стеклянной крышей. Ей еще и

паровоз из депо не подан, проводники в белых перчатках только еще

первых пассажиров встречают, по вагонам рассаживают - а путь для

"Стрелы" до самого Тосно уже расчищен.

А все-таки - как же быть с воронками?

Встал я, прошелся по комнате, опять сел.

И, понимаете ли, решился я. Повернул опять селекторный ключ:

- Депо? Машиниста Коротаева позвать.

Вызвали Коротаева. Поздоровался я с ним на этот раз, хотя и не

полагается этого по правилам. И спрашиваю:

- Как, - говорю, - чувствуешь себя? "Щука" твоя исправна ли?

- Оба, - говорит, - в исправности - что я, что "Щука".

- Очень рад, - говорю, - а теперь слушай меня, Коротаев. Можешь

ли ты на своей "Щуке" от "Стрелы" ускакать? С товарным поездом в

шестьсот пятьдесят тонн, с доменными воронками?

- От "Стрелы"?..

Замолчал громкоговоритель.

- Ну как, - спрашиваю, - Коротаев, поедешь или нет? Я тебя не

неволю.

Молчит громкоговоритель.

Отпустил я педаль и выключил Коротаева.

А сам взял резиночку, сижу подчищаю следы поездов на графике.

Ничего, значит, не поделаешь. Так тому и быть. А скоро мне смена.

Разве приказание отдать Коротаеву? Ну, прикажу - я ведь каждому

машинисту по службе приказать могу. Прикажу - поедет Коротаев.

Потащится его "Щука" с воронками, отъедет двадцать семь километров за

час, законную свою норму... Так разве это мне надо? Мне надо, чтобы

взревела "Щука", чтобы чертом понесла... От "Стрелы", от "Эльки" чтобы

удрала - вот что мне надо.

Не кого-нибудь я и вызвал для этого дела, а самого Коротаева.

Коротаев - лучший машинист товарных поездов.

Сижу, подрисовываю свой график и думаю: если уж и Коротаев меня

выручить отказался, значит... И додумать я не успел. Гаркнул

громкоговоритель:

- Диспетчер, Николай Петрович!

Коротаев! Сразу его по голосу узнал. Дух у меня перехватило.

- Так и быть, поеду с воронками. Отдавай приказание. Только скажи

ты мне, пожалуйста: долго ли мне от "Стрелы" улепетывать придется?

Хотел я было крикнуть: "Друг ты мой милый, Коротаев, вот

выручил!.." Да некогда разговаривать, нежности разводить. Говорю

официально:

- Уходить надо от "Стрелы" самое малое до Ушаков. Шестьдесят три

километра. А с Ушаков уж легче будет, с Ушаков я вас в график смогу

втиснуть. Выводите паровоз.

- Понято! Паровоз под полными парами...

Я - за циркулярный ключ. Этот ключ разом все станции вызывает.

Зашумели в громкоговорителе все мои девятнадцать станций, сопят,

покрякивают. Насторожились, видно. Еще бы! Циркулярный вызов,

экстренный...

- К "Стреле", - спрашиваю, - готовы?

- Готовы, - говорят.

- Так вот, слушайте: перед "Стрелой" я выпускаю особо срочный

груз на Урал, Магнитострою. Проталкивайте его обеими руками. До Ушаков

или за Ушаки, не ближе.

- Понято, - отвечают все сразу. По голосам слышу - поняли станции

положение.

- А каким номером, - спрашивают, - пойдет поезд?

- Двухтысячным. Даю ему две тысячи третий номер.

- Понято...

У нас, у диспетчеров, есть правило. Когда снаряжаешь сверх

графика поезд, давай ему свой особенный номер. А те поезда, что по

графику ходят, - как вам уже известно, - постоянные номера имеют.

Отправляют мой двухтысячный.

Уйдет или не уйдет?..

Гляжу на часы. Отсчитала стрелка минуту. Переползла на вторую.

Ползет, ползет... Тьфу ты - как букашка тащится, сил нет больше на

стрелку смотреть. Подвернулась газета. Читаю объявления, под

объявлениями - фамилия редактора. Под редактором - значки непонятные:

номер... типография... заказ, опять номер... Да, думаю, номер. Будет

мне номер, если Коротаев с воронками не прорвется...

Не утерпел я, вызвал Обухово - первую станцию по ходу поезда.

- Как двухтысячный, - спрашиваю, - не видно? Не подходит?

- Да проскочил уже, - говорят. - Минуты четыре, как проскочил.

- Тьфу ты! Что ж вы не докладываете?

- Сигналист тут у нас напутал, товарищ диспетчер. Кричит с башни:

"Стрела" прошла!" - "Какая, говорю, тебе "Стрела" - разве время

"Стреле"? Это товарный был". А сигналист свое: "Товарные так не ходят.

Этого пулей пронесло..."

Дальше я и слушать не стал. Отпустил педаль - захлопнул рот

Обухову. Вот так, думаю, разогнал машину Коротаев. Вот катит... Ведь

уйдет от "Стрелы", уйдет, черт бы его побрал... А вдруг да сорвется?

Вдруг пару ему не хватит, а?.. Ерзаю на стуле - никакого терпения

нету. Руку не снимаю с ключа. Требую Колпино - следующую станцию:

- Как двухтысячный? Не слышно у вас?

- Не слыхать...

Тут меня Ленинград-пассажирский перебил:

- Диспетчер!

Надо же в такую минуту!

- Ну что вам? - спрашиваю. - Говорите покороче.

- Отправляется "Красная стрела"... - И пошел, и пошел тараторить

громкоговоритель: - Паровоз "Элька" девяносто семь. Машинист Гарный.

Кондуктор Липатов. Вагонов двенадцать, осей сорок восемь.

Слушаю я рапорт, а сам зубы стиснул.

- Понятно, - говорю. - Отправляйте "Стрелу".

Сел я поплотнее на стул. Вот оно, думаю, когда начинается.

Тормошу опять Колпино - уцепился за ключ, не отпускаю. А рука

дрожит.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман