Избранное

писать, одним письмом в Питер не обойтись. И соседям надо написать, и

товарищам. Не напишешь - обидятся. Я и принялся за письма.

Сижу я как-то вечером, входит комвзвода:

- Завтра вам явиться к начальнику политотдела.

"Что, - думаю, - такое? Зачем вдруг я понадобился начпобригу? Дел

у меня с ним не бывало никаких..."

Пришло утро. Отправляюсь в штаб.

Политотдельская комната полна народу. Шумно, накурено. Я

протискался вперед. Выдавали газеты, и вместе с красноармейцами у всех

столов толпились рабочие. Свежие номера "Правды", "Бедноты",

"Известий" переходили из рук в руки. А красноармейцы брали газеты

пачками и укладывали в холщовые наплечные сумки - это были наши ротные

и взводные "громкочтецы".

Тут же в толпе я увидел начальника политотдела. Иван Лаврентьич

был чисто выбрит, обрил даже голову, и от этого его рыжие усы сразу

стали выглядеть пышнее и как бы даже удлинились. На груди у Ивана

Лаврентьича сверкала новенькая звездочка из красных стекляшек.

Я оправил на себе гимнастерку и подошел к нему.

Он стоял с плотником. Плотник, что-то объясняя, водил аршином по

голой стене. Иван Лаврентьич глядел на него исподлобья и покручивал

свой пышный ус.

- Ладно, делай, - сказал он плотнику. - Да гляди, чтобы полки как

следует были. Не тяп-ляп!

И повел меня к своему столу.

- Ты что же это, грамотей? - сказал он, разыскивая стул, чтобы

сесть. - Мы тут библиотеку налаживаем, людей не хватает, книг целый

воз, а нет того, чтобы прийти в политотдел да помочь!

Я, ни слова не говоря, засучил рукава и шагнул в угол, заваленный

старыми и новыми книгами. Там уже ворошились два-три бойца.

- Обожди-ка, обожди, - удержал меня Иван Лаврентьич, - тут я

найду кого поставить. А для тебя вот что. Ты ведь техник?

- Техник, - сказал я.

Иван Лаврентьич взял перо и что-то написал на клочке бумаги.

Потом передал записку через стол делопроизводителю:

- В приказ! Сапера Медникова Илью зачислить временно по

политотделу.

- Ну, а теперь давай поговорим. - Иван Лаврентьич опять поискал

свой стул среди толпившихся людей и, не найдя стула, присел на краешек

стола. - Вот что, - сказал он, усевшись. - В городе есть типография.

Какая она, сам посмотришь. Словом, надо, чтобы газету печатала...

Тут нас среди разговора перебили. Ивана Лаврентьича вызвали к

телефону, и не успел он и от стола отойти, как его со всех сторон

тесно обступили. Начпобриг махнул мне рукой: дескать, кончен разговор.

- Понял, что надо-то? - крикнул он мне уже с другого конца

комнаты. - Три дня тебе сроку, а на четвертый чтоб выходила газета.

- Есть!

И пустился я исполнять приказание...

Типография в Проскурове была, и рабочие-типографщики уже знали,

что затевается газета. Но в этой типографии, кроме афишек заезжих

актеров да полицейских объявлений, раньше ничего и не печатали.

Первым делом надо было проверить, исправны ли типографские

машины. А как к ним подступиться? Ведь это же все-таки не

водопроводное дело...

Глядел я, глядел в типографии на чугунные колеса, обошел их

кругом. "Вертятся?" - спрашиваю. "Вертятся, - отвечают рабочие, - если

вертеть". - "Ну-ка, - говорю, - крутанем!" Крутанули. Забрякали в

машине вальцы, начала она махать какими-то рогами. Один из рабочих

пустил под вальцы клочок бумаги - бумажка вышла с другого конца машины

наружу, ее поддели рога и положили передо мной. Гляжу - и буквы

отпечатались:

ПРИКАЗ

Послезавтра, во вторник, должны быть доставлены из каждой

деревни, которая получит этот приказ, в германскую местную комендатуру

г. Проскурова 40 взрослых, крепких, среднего роста лошадей, которых

будет осматривать германская военная комиссия...

Печатник взял у меня из рук бумажку и скомкал.

- Держи карман шире, - усмехнулся печатник. - Дядьки наши по

деревням рассудили так, что их благородия германские офицеры и пешком

добегут до границы тут недалече, ноги не отвалятся.

- Значит, не дали? Здорово!

- Да что ж, паны невелики, - сказал печатник, - а лошадям лишнее

беспокойство.

Рабочие расхохотались и сразу заговорили о деле.

- Будет газета, бумаги только давайте. Пудов хоть с десяток для

начала.

Десять пудов бумаги! Да в штабе у нас каждый листок чуть ли не

под расписку выдают... Отправился я на поиски бумаги по городу. Где я

только не побывал, каких только мест не облазил! День бегал, два бегал

- и все никакого проку. Наконец - уже некуда было идти - завернул в

аптеку. Думаю себе: "Аптекари всех в городе знают, может быть, и

посоветуют мне что-нибудь". Вошел. Гляжу, аптекарь лекарство

завертывает и на прилавке у него стопка тонкой розовой бумаги.

Я попросил у него листочек, пощупал. "Не ахти какая бумага, но

под машиной, - думаю себе, - пожалуй, не лопнет, можно печатать". И

тут я разлился перед аптекарем соловьем, начал уговаривать его

уступить бумагу для газеты. Говорю и сам себе удивляюсь, до чего же

ласковые, красивые слова получаются.

Вижу, аптекарь обмяк. Потом почесал в затылке, ушел в другую

комнату - и выволок мне целый тюк бумаги.