Избранное

— Вот смотрите! Что это блестит? Смотрите, что это? Это звезда, красная звезда, вы видели ее на моей шапке много раз. А вы о ней думали? Нет! Откуда она? Что означает? Я вам скажу… В тех землях, откуда я к вам пришел, было много бед! Были люди такие, которые… волки были они, не люди: убивали справедливость на наших землях. Сами — белые, руки у них — белые, а сердце… Вот, смотрите на ледники ваши: далеко? Как отсюда до ледников наши поля. По грудь мою высотой вырастает на них пшеница, такой пшеницы и во сне не видели вы! Мой народ собирал ее. Все зерно сложить — выше ваших гор было бы. А люди голодали хуже еще, чем вы. А почему голодали? Те, проклятые, волчье племя, все отнимали у нас… Миллион! Тутовых ягод на всех ваших деревьях, наверное, меньше миллиона… А у нас там — много миллионов людей. Но у тех, проклятых, были ружья, тюрьмы и палачи для таких, как мы, для миллионов. Правили они нами, горло перегрызали всем непокорным, заковывали в железные цепи руки и ноги. Боролись мы, восставали, в мученьях умирали. Но вот пришел человек, мудрейший, великий человек, в мире таких еще не бывало! В его сердце было любви к справедливости столько, ненависти ко злу столько, словно весь народ вместил он в сердце свое! И закипела в нем живая красная кровь, рождая бессмертное зовущее слово — всесильное слово всего народа. Зажглось оно огромной красной звездою. И лучшие друзья того великого человека, а за ними тысячи смелых, крылатых духом вознесли над миром красный свет этой звезды; проник он в миллионы сердец, и вспыхнули они разом, сжигая везде проклятых насильников, пробуждая в племени справедливость, радость и счастье, о которых люди мечтали тысячу лет…

«Теперь скажу, — подумал Шо-Пир, — теперь получится! Об Октябрьской им расскажу, о товарище Ленине, и как в гражданскую воевали, и как…»

— Шо-Пир! Шо-Пир! — схватив за рукав вдохновленного созданием новой легенды Шо-Пира, горячо воскликнул Бахтиор. — Смотри, идут! Скорее, скорее!

— Что такое? — обернулся Шо-Пир. — Кто идет?

— Жены Пастбищ идут! Смотри!

Шо-Пир, а за ним и все собравшиеся на пустыре сиатангцы обернулись к последним домам селения, из-за которых вприпрыжку, мыча и гремя деревянной посудой, выбежали на тропу коровы, подгоняемые женщиной. За нею россыпью, по камням прыгали овцы. Из-за угла последнего дома показались еще несколько женщин; они бежали, пронзительными криками понукая овец, стегая их хворостинами. Женщины явно стремились сюда, к пустырю, на собрание!…

7

Этого не было никогда! Вся толпа знала, что этого не было никогда. Мир переворачивался на глазах…

Жены Пастбищ возвращаются раньше времени и без мужчин! Жены Пастбищ спешат на собрание, не боясь смотрящих на них мужчин. Жены Пастбищ, — не привидения, не сон и не дэвы, — вот они бегут сюда по тропе, гоня скот, и первой бежит, размахивая рукавами белого платья, с распущенными по ветру волосами старуха Гюльриз! А за ней… Каждый из ущельцев всматривается в женщин, бегущих за ней, — не может быть, чтоб среди них была его жена или дочь!

И только Шо-Пир стоит, сунув руки в карманы, и уголки его губ вздрагивают, ему хочется в эту минуту смеяться радостно, неудержимо! Сам того не замечая, он сжимает большой горячей ладонью плечо доверчиво приникшей к нему Ниссо.

Коровы мычат, овцы оглашают воздух блеянием, далеко разносятся резкие женские голоса.

Неужели старой Гюльриз все удалось? Что будет сейчас? Что будет?

Но сдержанная улыбка сходит с лица Шо-Пира: пять, шесть, восемь… девятая… Овцы еще бегут, но где ж остальные женщины?

Неужели их только девять? Неужели никто больше не покажется из-за гряды скал?

А эти девять уже приблизились, ущельцы уже различают их лица, но Шо-Пир глядит дальше, туда, где под скалами виден черный дом Карашира, из-за которого выбегает тропинка… Она пуста!

Бахтиор тихонько дергает за рукав Шо-Пира, взволнованно шепчет:

— А где же остальные, Шо-Пир?

Шо-Пир проводит рукой по глазам, будто зрение его утомилось.

— Больше нет, Бахтиор! — упавшим голосом говорит он, но, кинув взгляд на толпу, горячо шепчет: — Ничего, это ничего. Пусть девять! Ты же понимаешь? И это здорово!

Коровы, добежав до пустыря, разом останавливаются, раздирают тишину упрямым, протяжным мычанием. Блеющие овцы, наскочив на людей, пугливо рассыпаются, и женщины бегут за ними, крича на них, стараясь хлесткими ударами собрать их в кучу.

Шо-Пир видит Саух-Богор и сразу отыскивает взглядом Исофа, — вот он стоит, застыв, кулаки его сжаты; разъяренный, он весь напряжен, еще минута он кинется к жене. Мгновенно оценив положение, Шо-Пир срывается с места, легко прыгая с камня на камень, бежит сквозь толпу сиатангцев к женщинам, сгоняющим овец.

И, едва добежав, весело, во весь голос кричит:

— Большой праздник! Слышите, товарищи? Большой праздник сегодня! Наши подруги пришли! — И так, чтоб все слышали, чтоб никто не успел опомниться, восклицает: — Саух-Богор, здравствуй! Зуайда, здравствуй! И ты… здравствуй, Нафиз! И ты… Мы ждали тебя, Гюльриз! Бросайте овец. Идемте со мною, почетное место вам!