Избранное

— Смотри-ка, да ведь эта девочка прекрасно танцует! — сказали все.

— Ага, я вам говорил! — сказал Борода.

А в это время Таня, кружась и кружась, все приближалась к самому краю сцены. Ах! И она упала.

Вы не можете себе представить, какой переполох поднялся в зале, когда, еще кружась в воздухе, она упала со сцены! Все испугались, закричали, бросились к ней и испугались еще больше, когда увидели, что она лежит с закрытыми глазами. Борода в отчаянии стоял перед ней на коленях. Он боялся, что она умерла.

— Доктора, доктора! — кричал он.

Но громче всех кричал, разумеется, Петька.

— Она танцевала с закрытыми глазами! — кричал он. — Она обещала не смотреться в зеркало ровно год и день, а прошло еще только полгода! Не бойтесь, что у нее закрыты глаза! В соседней комнате она их откроет!

Все это было совершенно верно. В соседней комнате Таня открыла глаза.

— Ох, как я плохо танцевала, — сказала она.

И все засмеялись, потому что она танцевала прекрасно.

Пожалуй, на этом можно было бы окончить Сказку о Песочных Часах. Да нет, нельзя! Потому что на другой день сама фея Вежливости и Точности пришла к Тане в гости.

Она пришла в чистеньком платочке, а на носу у нее были чистенькие очки в светлой оправе. Свою палочку она поставила в угол, а очки сняла и положила на стол.

— Ну, здравствуй, Таня! — сказала она.

И Таня поклонилась ей так вежливо, как только могла. При этом она подумала: «Интересно, а как это у меня получилось?»

— Ты исполнила свое обещание, Таня, — сказала ей фея. — Хотя прошло еще только полгода и полдня, но ты отлично вела себя за эти полдня и полгода. Что ж, придется мне расколдовать этого противного мальчишку.

— Спасибо, тетя фея, — сказала Таня.

— Да, придется расколдовать его, — с сожалением повторила фея, — хотя он вел себя тогда очень плохо. Надеюсь, с тех пор он чему-нибудь научился.

— О да! — сказала Таня. — С тех пор он стал очень вежливым и аккуратным. И потом он уже давно не мальчишка. Он такой почтенный дядя, с такой длинной черной бородой!

— Для меня он еще мальчишка, — возразила фея. — Ладно, будь по-твоему. Вот тебе твое зеркальце. Возьми его! И помни, что в зеркальце не следует смотреться слишком часто.

— С этими словами фея вернула Тане ее зеркальце и исчезла.

Феи в сказках всегда исчезают, когда им больше нечего делать.

И Таня осталась вдвоем со своим зеркальцем.

— Ну-ка, посмотрим, — сказала она себе.

Из зеркальца на нее смотрела все та же Таня, но теперь это была уже большая Таня, решительная и серьезная, как и полагается девочке, которая умеет держать свое слово.

Конечно, вы хотите узнать, ребята, что теперь поделывает Борода? Фея расколдовала его, так что теперь он уже нисколько не похож на песочные часы — ни внутри, ни снаружи. Больше он не стоит по утрам на голове, ведь теперь это совершенно не нужно! Но по вечерам он еще иногда бывает злой, и, когда его спрашивают: «Что с вами? Почему вы такой злой?» — он вежливо отвечает:

«Не беспокойтесь, пожалуйста, это привычка».

Из книги «Неизвестный друг»

Ночные страхи

Мне еще не было шести лет, когда я понял, что такое бессонница. Я забыл уснуть, как Пашка, мой брат идя в гимназию, забывал дома завтрак. Я задумался, и минута, когда я засыпал, прошла. Теперь нужно было ждать, когда снова придет эта минута — следующей ночью.

Это было грустное и странное чувство: все спали, весь дом, весь город, и только я один лежал в темноте с открытыми глазами. Потом это стало повторяться: задумываясь, я забывал уснуть и уже заранее ждал и боялся, что в эту ночь снова забуду.

Я лежал и думал. Беспокойство, о котором я прежде не имел никакого понятия, овладевало мною: все ли дома? Отец ложился не поздно, но: мать иногда возвращалась с концертов после полуночи. Я представлял себе, как она идет по Кохановскому бульвару, где в прошлом году зарезали женщину, и мне становилось страшно. Я спал в маленькой комнате, переделанной из чулана, и мне было слышно все, что происходило в доме. Помню, как я однажды стал беспокоиться, дома ли Преста, — у нас собак всегда называли музыкальными именами: Легата, Стокатта… Черный ход запирался на тяжелый засов, который я не мог отодвинуть, и пришлось лезть во двор через кухонное окно. Земля холодила босые ноги, и было страшно, что на дворе так темно, но еще страшнее, что меня могут увидеть. Я прошел заброшенное место вдоль забора, обогнул дом. Сонная толстая Преста вышла из будки и лениво лизнула мою руку.

Все тише становилось в доме. Вот легла мать. Пашка в соседней комнате сунул под подушку «Пещеру Лейхтвейса» и мгновенно заснул. Вот и отец прошуршал прочитанной газетой, погасил свет, захрапел. Теперь спал весь дом, и только я лежал и думал.

…Лавочник, немец, красный, с седой бородой, говорит тоненьким голосом. Мы с мамой заходим к нему, покупаем масло — восемнадцать копеек фунт. Неужели Пашка сказал правду, что у лавочника серебряная трубочка вместо горла?