Избранное

— Нет, почему же не надо? — преодолев спазм в горле, сказал Карбышев.— Наоборот… Очень надо. Но сперва расскажите

о себе. Вы после института уехали из Москвы?

— Я получил назначение на Урал, потом два года был в загранкомандировке…

— Я вас считал политработником или юристом.

134

— Я военный инженер, только очень редкой специальности. Был засекречен. Вам я первому признаюсь.

— Кто же остался в Москве?

— Все. Вся семья. Там же, на Зубовской… Не могу вспомнить лица дочери. Очень тяжело.

— У вас печень?

— Холецистит. В Средней Азии заболел. Так и не мог привыкнуть к той воде…

— А сын?

— А сын на маму похож. Его карточку отобрали у меня, когда попал в плен… До этого целый год с собой возил по всем фронтам.

— Понимаю… Скажите еще о моей дочери.

— Вам нехорошо, Дмитрий Михайлович?

— Ничего. Скажите о Ляле.

Но тут вынырнул Николай Трофимович со спрятанной в рукаве сигаретой.

— А не хуже вам, Дмитрий Михайлович, будет от курения? — спросил Верховский.

Карбышев, не отвечая, зажал сигарету в ладонях, сложенных домиком, и стал раздувать огонек, чтобы согреть руки.

— Как вы меня видели с Лялей? — спросил он.

— С какой Лялей? — спросил Николай Трофимович.

— Вы шли по Крымскому мосту. В фуражке. В петлицах поблескивали ромбы. Ляля — чуть позади, с сердитым лицом… То, что вы отец, я сразу догадался: очень уж похожи. У вас тоже было сердитое лицо… Вы были в сапогах, в галифе. А у Ляли… на плечи накинут военный плащ.

— Не помню,— сказал Карбышев.— Но что-то очень знакомое… Дальше.

— Ну и все, собственно. Ляля меня не заметила, я постеснялся ее окликнуть. Тем более при вас…

— Не помню,— грустно повторил Карбышев.— Был дождь, вероятно?

— Дождь. Теплый, летний. Над Москвой-рекой будто парок легкий стоял, знаете, как на реке, когда дождик…

— Хотите покурить? — спросил Карбышев.— А как вы попали в плен?

— Под Харьковом, в окружении. Технику взорвали, сами уйти не успели. Отбивались до последнего. У меня в обеих руках осколки… Мечтал застрелиться. До сих пор во сне вижу…

— Знаю, знакомо это чувство, Петр Александрович.

— А вы? Неужели вас-то не могли вывести из окружения?

135

— Товарищ генерал, разрешите закурить еще одну? А то опять не будет огня…

— Аккуратнее только… Могли, конечно. И теперь я жалею, иногда жалею… Все ведь могло быть по-другому. Конечно, могли тяжело ранить, убить… Но если бы хоть на минуту допускал мысль, что попадусь в их лапы!.. Если бы да кабы,— невесело прибавил Карбышев и умолк.

Перед ним встал вдруг первый день войны. Ясный, жаркий, с серыми от солнца дымами пожарищ…

Как ни готовили себя к этому дню высшие и старшие командиры, какие в пределах своей власти меры ни принимали — начало войны показалось ошеломляюще неожиданным, а нападение— поистине вероломным. Поражала наглая уверенность, с которой танковые колонны противника устремились на восток, в то время как почти но всему фронту пограничники и поднятые по боевой тревоге войска прикрытия дрались с немецкой пехотой.

Вместе с начальником инженерной службы округа Карбышев весь этот день провел в Гродно, в штабе армии. Читал поступавшие в оперативный отдел боевые донесения, присутствовал при докладах делегатов связи командарму. И чем глубже вникал Карбышев в обстановку, тем более сложным представлялось ему положение наших дравшихся в приграничье и постепенно терявших управление частей. На исходе дня, когда он вместе с командармом и оперативной группой штаарма перебрался в местечко Мосты, оборвалась связь с большинством соединений.

Утром двадцать третьего июня начинж округа предложил Карбышеву вернуться в Минск, а оттуда в Москву. Карбышев отказался. Он не счел возможным прервать работу, ради которой был командирован сюда заместителем наркома. Несомненно, что с началом боевых действий обнажились все сильные и слабые стороны инженерного обеспечения обороны нашей границы. Как же мог он уехать? Что касалось его, Карбышева, личной безопасности, о которой намекали ему начинж округа и командарм, то его только сердили эти разговоры: он старый, опытный солдат, и, коли пришла война, с какой стати он будет — да и какое имеет право —печься о собственной безопасности!..

— Конечно, я выполнял свою задачу,— после продолжительного молчания сказал Карбышев, отвечая иа вопрос Верховского и в то же время как бы размышляя вслух.— Но, строго говоря, все, что относилось к оборонительным сооружениям от Каунаса до Белостока, успел осмотреть. И первые двое суток войны, пока я был в Гродно и Белостоке, давали достаточный материал. Так что мог — теперь-то я вижу,— мог бы, конечно, вернуться в Москву со спокойной совестью… Но ведь вот еще какая штука:

136

хотелось практически быть полезным — над этим я много размышлял впоследствии,— полезным непосредственно в войсках, помочь командирам… все-таки многие были моими учениками… С другой стороны, открывались все новые поразительные факты с точки зрения инженерной науки. Думал, пригодится… Одного не мог принять во внимание, мысли не допускал… Плен. Знал бы, где упасть, соломки постлал бы, по пословице…