Избранное

Директор биржи труда перешел к делу, он вынул печатные материалы, копии тех, что послал мне накануне, и стал разъяснять их применение. Он говорил около часу, никто его не прерывал, объяснения были очень четки, доступны и педагогичны. К концу лекции я мог бы сам разъяснить любому желающему — в какое окошко на бирже следует обратиться сначала, к какому окошку перейти дальше, какие бланки и как заполнять (желаемое — подчеркивать, ненужное — зачеркивать), какие талоны, какого цвета обозначают каждую профессию.

— Имейте в виду одну важную вещь, — подчеркнул хозяин, приберегая главный эффект к концу — руководство нашей биржи нейтрально и считается только с интересами рабочих, но не с партийными симпатиями!

— А именно?

— Мы принимаем предложения рабочей силы от всех профессиональных союзов, под чьим руководством они бы ни находились. И если даже, — голос Эго-чиаги зазвенел серебром, — если даже явно коммунистический профсоюз присылает нам заявку, мы принимаем ее безо всяких, принимаем для удовлетворения при первой возможности.

— Неслыханно любезно с вашей стороны. Ну и как? Эта возможность приходит?

— Возможность? Но вы, вероятно, знаете: безработица в Андалузии все время растет. То, что государству, в частности министерству труда, удается сделать, — это пока очень, очень мало, капля в море.

— Сколько тут всего безработных, в Андалузии? Директор биржи с улыбкой развел руками.

— Не забывайте, что вы в Испании. Здесь статистики нет. То, что называется у нас статистикой, — на самом деле сплошная фантастика.

— Ну, все-таки. Возьмем приблизительно.

— И приблизительно я затрудняюсь вам сказать.

— А все-таки… Ну вот, по данным международного бюро труда при Лиге Наций в Испании имеется миллион безработных. Андалузия по безработице стоит, если не ошибаюсь, на первом месте среди всех провинций. Не так ли?

— Так…

— Значит? Кругло говоря — сколько их у вас? Сто, двести, триста тысяч?

Эгочиага опасливо выслушал предложенные цифры и пожал плечами.

— Затрудняюсь. Не берусь сказать.

— Ну, в самой Севилье, это уж вам, вероятно, известно. Сколько здесь, в городе, безработных?

— Затрудняюсь. Не берусь. Я знаю о трех тысячах.

— Вы убеждены, что их не сорок? Гостеприимный хозяин еще раз, но уже с долей кислоты улыбнулся.

— Я ведь вам говорю, что статистики у нас нет, все в области фантазии. У меня на бирже зарегистрированы три тысячи безработных — что я могу сказать об остальных? Они шатаются по городу с красными флагами, останавливают трамваи, скандалят и грозят, а на то, чтобы прийти сюда и заполнить несколько листков — у них не находится времени. Предпочитают стоять с утра до ночи на площади Санта-Лоренцо. В интересах статистики им, конечно, следовало бы отметиться на бирже. Вы сами видите, система регистрации так проста!

11

— Теперь меня интересует другой вопрос. Чему равен средний размер пособия на вашей бирже?

— Средний размер?.. У нас пособий никаких нет. Вы, вероятно, имеете в виду цивильный лист бывшего короля?

— Да, я слышал и об этом. Временное правительство в доказательство своей заботы о трудящихся массах постановило, впредь до учредительного собрания, суммы, составлявшие цивильный лист короля, то есть его, так сказать, жалованье, передать безработным Андалузии. Это должны быть громаднейшие суммы. Какой принцип их распределения?

— Решено не раздавать их, а организовать на эти деньги общественные работы. Но беда в том, что самих-то денег нет сейчас в природе. Вы, вероятно, знаете — у нас крах с бюджетом. Пока король сидел, деньги для его цивильного листа как-то всегда выкраивались…

— А для безработных не выкраиваются?

— Не выкраиваются!

Сеньор Эгочиага развел руками и улыбнулся в третий раз — уже с оттенком иронии и социальной скорби. Я должен был понять, что передо мной сидит человек, хотя и умеренный в методах, но тяжко болеющий о справедливости для рабочего класса.

— Какие еще пути помощи остаются?

— Объявлен общий добровольный сбор пожертвований по всей стране. Концерты, благотворительные балы с лотереями, бои быков; знаменитейшие торреро отчисляют от своих гонораров.

— Это много дает?

— Жалкие гроши. Никто не думает о благе ближнего. Вообще — испанцы! Вы думаете, они скупы? Они безрассудны! Проиграть полумесячный заработок в карты они готовы каждый миг. Отдать полпезеты безработным — непосильная жертва. Худший враг испанского народа — это он сам. Эгоизм, презренная забота каждого отдельного человека о своем брюхе — вот что губит нашу государственность!

Искренне возмущенный Эгочиага подчеркивал каждое слово последовательным сжатием и разжатием поднятых кулаков. Перстни на правой руке стукались друг о друга, как кастаньеты.

— Муи бьен, правильно, сеньор Эгочиага. Но ответьте мне еще на самый простой, бытовой вопрос. Пособия безработные не получают, общественных работ тоже нет, добровольные подаяния ничтожны. С чего же живут эти десятки и сотни тысяч безработных? Чем платят они за квартиру? И, наконец, что они едят? Из ваших же слов явствует, что они должны попросту умирать с голоду. Как вы это терпите?..