Избранное

Комплексом вы меня, товарищ Лишевский, перекроете. Я не знаю, что такое комплекс. Это слово, если и имело когда-нибудь некоторый отвлеченный смысл, теперь, от нескончаемого повторения на заседаниях, и особенно в Госплане, потеряло его навсегда. Комплексом называют что угодно, а чаще всего — ничего. На комплекс возразить нельзя. Услыша комплекс, я умолкаю. Сдаюсь на милость победителя. И на прощанье задам только один вопрос.

Ну, хорошо, куриная перепись необходима, как воздух, она ведет нас прямо к социализму.

Верите ли вы также, товарищ Лишевский, что она своевременна?

Вы и на это, конечно, раскричитесь кучей терминов и лозунгов: «Разбазаривание мясного фонда! Укрыватели частной собственности! Утечка обобществленного сектора!»

Тише, товарищ Лишевский. Я все это знаю. А знаете ли вы, что происходит за дверями вашего госплановского кабинета?

Знаете ли вы — ну, хотя бы из газет — о перегибах при коллективизации, об извращениях, о раздражении середняка и даже бедняка придирками не в меру ретивых администраторов к его более чем скромному домашнему имуществу?

Знаете ли вы, что вся страна с величайшим напряжением готовится к севу, который будет решающим для закрепления всех наших исполинских успехов в деревне?

Знаете ли вы все это? Неужели не знаете?

А если знаете — как вы смеете соваться в деревню к севу с вашей идиотской куриной переписью? Ведь вашего переписчика местные организации, не говоря уже о крестьянах, самого, как курицу, прогонят палками! И это еще будет дружеский прием. Может быть хуже!

Вас и это не трогает? Вам и на это наплевать? Вам вынь да подай в кабинет общую цифру куриного стада СССР, чего бы это ни стоило?

Ну, тогда я скажу просто: при таких директивах ваше собственное дальнейшее пребывание в кабинете становится проблематичным. Кабинет ваш — тово. На курьих ножках!

Ведь вот хорошо — я пишу вам строго по секрету. А вдруг предадут эту штуку огласке? Вдруг попадет ваша директива в газеты? Да еще в центральные! В самое «Правду» попадет!! И пропишут вам, рабу божьему, всесоюзно!

Ужас только подумать. Засмеют, проходу не дадут…

Нет, товарищ Лишевский, давайте без споров, а просто послушайте бывалого человека. Немедленно, по телеграфу, отмените насчет курей.

Преданный вам, с курино-статистическим приветом Михаил Кольцов.

1930

Душа болит

— Разве же это порядок?! — возмущенно сказал товарищ Воловский Эдуард Карлович. — Какой это к черту порядок, ежели у нас в Наркомторге перепутаны на работе все специалисты! Инженер-текстильщик ведает импортом химического оборудования, спец по черным металлам регулирует ввоз машин для строительной промышленности, я — морской инженер и судостроитель — руковожу, изволите видеть, импортом для черной, цветной металлургии и машиностроительной промышленности, а мою, мою кровную работу по ввозу судов и оборудованию их поручили, простите за выражение, спецу по обработке металлов!

— Да, в самом деле это ненормально.

— Ненормально? Это попросту безобразно! Это черт знает что! Да разве кого-нибудь убедишь? Только душа болит за социализм.

— Но вот вы сами, зачем вы, например, Эдуард Карлович, согласились пойти на работу не по специальности? Один смотрит на другого, вы подали пример, — вот и получается каша.

— А разве я по доброй воле пошел в Наркомторг? Меня обстоятельства принудили! Сидел я, заведовал секцией судостроения в Гомзы, а потом из-за склоки пришлось уйти и искать себе новой ответственной работы. Мне себя не жалко, я без хлеба не останусь, я, как видите, вот уже третий год в Наркомторге на ответственной работе. Мне, как незаменимому, отпуска не дают. Но каково достается нашему советскому судостроению! Кто им командует?! Мне это тяжело! У меня за это душа болит!

— Кто же вас выжил из Гомзы? И за что?

— Да мало ли кто. Всех склочников ие упомнишь. Плохо, говорят, разбирается в технических вопросах. Это я плохо разбираюсь! Я, квалифицированный инженер, кораблестроитель с многолетним стажем!.. Кто же тогда разбирается?!

— Вы где кончили институт?

— У себя на родине, в Швеции, Стокгольмский политехникум. По судостроительному факультету. Там, знаете, учат всерьез, не то что у вас, тяп-ляп.

— Вы отлично говорите по-русски…

— Обрусел сильно. Но ведь вообще мы, шведы, морской народ, языки знаем в совершенстве. Лично я, не скажу много, а шестью языками, кроме родного, владею в совершенстве. Английским, норвежским, финским, французским, польским и вот — русским.

— Вы и зачеты все сдали там, в Стокгольме?

— А то как же! Все зачеты мною сданы.

— А диплом ваш где?

— Где же ему быть! Само собой, в моем личном архиве. Хотя, припоминаю, затерял его где-то во время гражданской войны. Да разве в дипломе дело, в бумажке! Диплом инженерский вот где должен быть!

И «старый» кораблестроитель выразительно постучал себя пальцем по лбу.

— Это правильно… Скажите, товарищ Воловский, у вас там высшую математику, конечно, проходили?

— А то как же! Это только у вас, знаете, все тяп да ляп, политграмота…