Избранное

В садах гулко падают вечерние яблоки. В темноте от этого чудится, будто кто-то тревожный ходит под окнами, вокруг избы, но не решается войти, подняться на крыльцо. Под землей налились холодные и тяжкие картошки, они светятся там в обилии и влаге. Когда их копают и складывают в ведра, издали можно подумать, что это золотые и красные яблоки вынимают из земли. По лесам начался неистовый рост грибов. Боровики так и лезут из земли. Деревенский люд в выходные дни целыми стаями бродит по соснякам и березникам. Кажется, лес насквозь вычищен, а утром глядь — и опять крепыши сидят на моховой подстилке как ни в чем не бывало. Ночью над ними низко склонялись березы. Сами уже прозрачные, они что-то нашептывали до утра, увещевали, подбадривали. Так они вызывали из мглы к осеннему свету бесчисленный грибной народ и утешали его, в короткой, но щедрой лесной жизни.

И каждый вечер самому тебе думается, что жизни не так уже много отпущено человеку, не успеешь оглянуться, а нет ее уже. Жизнь, как заря, прекрасна и печальна, к тому или к другому подкрадутся скоро сумерки с их тишиной и спокойствием, и он уже это чувствует. Но вот наступит утро, поднимется удивительный и прозрачный рассвет. Чистый в своей непорочности рассвет окрылит и воспоет землю и всякую жизнь на ней. И тогда ты снова почувствуешь себя так, словно и не жил еще всерьез, словно ты только родился и все еще только начинается.

ДО РАССВЕТА

Пока не взошло солнце, не проснулся ветер, озеро гладко наливает блистательную ширь своих вод лазурью. Так и хочется спуститься к воде, поднести снизу, из глубины, вытянутые чуть растопыренной горсткой пальцы под эту гладь и бережно поднять ее в небо. Поднять вместе с дальней лодкой рыбака, вместе с облетевшими с берега желтыми листьями, вместе с младенчески робкими стайками тумана в заливах. Поднять и держать там, высоко в небе, под рассветной луной, высокой и голубовато-снежной.

И тогда станет видна вся глубина. Оплывшие подводные валуны, большие и малые. Коряги, увешанные бахромой светящихся водорослей. Станут видны все кристальные и сильные ключи, что бьют и наполняют жизнью озеро. Будет видна вдалеке и та русалка, что как-то ночью подлетела к моему крыльцу на тройке. Она сидит на голубой, на прозрачной коряге и вышивает вдоль зеленого валуна золотые тонкие узоры серебряной иглой. И на длинной тоненькой цепочке ходит вокруг нее ученый сом с зелеными усами.

А ключи! Ключи горят и дышат, от их дыхания повсюду расходится молодой и звучный аромат силы, словно пахнет дубом и ландышами, кленом и ночными фиалками. Оттуда, из глубины, бьют струи, нет, не струи — оттуда стаями тянутся птицы, голуби и лебеди, соколы и ласточки… И стаями они уходят в небо. И вот уже не птицы, а величественные корабли, серебряные тонкие машины уходят в небеса и дальше, в бесконечные просторы океанов, к звездам, в необозримые просторы Вселенной…

И песни слышатся оттуда. И разлетаются песни по земле.

Так до рассвета нужно не замешкаться, нужно все успеть поставить на место. Пусть опять туманы да лодки плывут не в небе, а среди берегов. Ведь людям нужно напоить лошадь, зачерпнуть ведро воды, прополоскать белье. Да и детишкам необходимо в утреннем озере плясать, бить по воде ладонями и хохотать на все леса и озера среди вод Глубокого.

БЕЗЖАЛОСТНАЯ ТИШИНА

Тогда нагрянула страшная и молчаливая осень. Деревья повисли над туманами, туманы потопили озеро и берега. Туманы текли обесцвеченно и казались ядовитыми. Деревья больше не были похожи на деревья, они походили на животных с ободранной кожей. В те дни я тоскливо замечал повсюду, как нелепы становятся порою деревья, потерявшие листву. Это — как люди, потерявшие зрение. Такая нагрянула в прошлом году страшная осень к берегам нашего озера.

Оттуда, со стороны еловой аллеи, село казалось вымершим, В ранних ноябрьских сумерках село притихло, как табор перед дальней дорогой, как войско перед битвой, как страшное горе перед последним шагом через порог человеческой судьбы. Горе стояло здесь, у всех на глазах, и занесло свою тяжелую руку над простенькой дверью одноэтажного кирпичного домика, что над озером за почтой. С убитым взглядом ходила по дому и кипятила сверкающие шприцы немолодая растерянная и в то же время опустошенно подтянутая жена Виктора Васильевича. Напряженно ходил по комнатам приехавший издали сын Анатолий.

А сам директор совхоза Васильев катастрофически худел с каждым днем, огненно метался по высокой постели.

И на его мощном грубоватом лице уже лежал тот страшный отпечаток смерти, который заставляет человека отвести взгляд в сторону или опустить глаза, потому что видеть такое человеческому сердцу непосильно.

МОРЕ ЛУНЫ

Когда взойдет луна, какая-то серебряная рыба вдруг поднимет голову из глубины нашего озера. Так она узрит луну, томительным взглядом блеснет она во все стороны.