Читаем Избранное полностью

Д о с т а е т и з ш к а п а с л о ж н у ю м а ш и н у.


А эту сложную машину я сделал сам из ячменя.

Кто разберет мою машину?

Кто мудростью опередит меня?


З а д у м ы в а е т с я.


Проект "Земля разнообразна" я в Академию носил.

Но было пасмурно и грязно,

и дождик мелкий моросил.

И мой проект постигла неудача: он на дожде насквозь промок,

его прочесть была великая задача,

и в Академии его никто прочесть не мог,

пойду сегодня к Хвалищевскому,

он приобрел себе орган.

Послушаем Себатиана Баха и выпьем чай с вареною морошкой.

Где трость моя?

И где папаха?

Нашел.

Теперь пойдем, свернув табак собачьей ножкой.


У х о д и т. Н а с ц е н у в ы б е г а е т В е р о ч к а.


ВЕРОЧКА. Все хочу,

все хочу и ежедневно забываю купить баночку толмачу.

В магазинах не бываю.

Мое хозяйство это нож прямо в сердце.

Жизнь — ложь.

Лучше лечь и умереть.


(З в о н о к.)


Надо двери отпереть.

— 58


ВЕРОЧКА. И все слышали?


СТУДЕНТ. Да.


В е р о ч к а з а к р ы в а е т л и ц о р у к а м и.


АНТОН АНТОНОВИЧ. Это форменное безобразие.

Укрыться негде, всюду соглядатаи.

Моя любовь, достигшая вершины,

не помещается в сердечные кувшины.

Я не имею больше власти таить в себе любовные страсти.

Я в парк от мира удаляюсь.

Среди травы один валяюсь и там любви, как ангел, внемлю,

и, как кабан, кусаю землю.

Потом во мне взрывается река,

и я походкой старика спешу в назначенное место,

где ждет меня моя невеста.

Моя походка стала каменной,

и руки сделались моложе.

А сердце прыгает, а взор стал пламенный.

Я весь дрожу.

О Боже! Боже!


ВЕРОЧКА. Ах, оставьте, в ваши годы стыдно к девочкам ходить,

ваши речи, точно воды,

их не могут возбудить.

Вы беззубы, это плохо.

Плешь на четверть головы.

Вы — старик, и даже вздоха удержать не в силах вы.


СТУДЕНТ. Я в этот дом хожу четыре года и каждый день смотрю на Верочку из шкапа.

Я физик, изучил механику,

свободное скольжение тел и притяжение масс.

А тут бывал я исключительно для Вас.*


(1933–1934?)

— 60


Волну прижав к своей груди,

тонул матрос и говорил: "Приди, приди",

не то волне, не то кому-то и бил ногами воду круто.

Его сосет уже пучина,

холодная вода ласкает,

но все вперед плывет мужчина и милую волну из рук не выпускает.

"Приди, приди", — кому-то кличет,

кому-то яростно лопочет,

кому-то ласково лепечет,

зовет кого-то и хохочет.


ХОЗЯИН. Вот эта дверь ведет во двор.


ИВАН АНТОНОВИЧ. О чем ведете разговор?


ХОЗЯИН. Так, ни о том и ни о сем.


ИВАН АНТОНОВИЧ. Давайте карты принесем.


МОТЫЛЬКОВ. Тогда остаться я не прочь.


ХОЗЯИН. Ну ты мне мысли не морочь.

Сказал — уходишь. И вали!


СОЛДАТ ФЕРЗЕВ (в б е г а я).

Стреляй! Держи! Руби! Коли!


ХОЗЯИН. Что тут за крик? Что за тревога?

Кто тут скандалист,

того нога не преступит моего порога.


СОЛДАТ ФЕРЗЕВ (у к а з ы в а я н а б а р о н е с с у П и р о г о в у). Она ко мне вот так прильнула,

потом она меня кольнула,

потом она меня лягнула,

она меня солдата обманула.


(1933)

— 62


ЕВА (с п р ы г и в а е т н а з е м л ю). Ну спасибо. Очень хорошо.


МАСТЕР ЛЕОНАРДО. А теперь попробуй вот это яблоко.


ЕВА. Ой, что ты! С этого дерева нельзя есть плодов.


МАСТЕР ЛЕОНАРДО. Послушай, Ева. Я давно уже узнал все тайны рая.

Кое-что я скажу тебе…


ЕВА. Ну говори, а я послушаю.


МАСТЕР ЛЕОНАРДО. Будешь меня слушать?


ЕВА. Да, и ни в чем тебя не огорчу.


МАСТЕР ЛЕОНАРДО. И не выдашь меня?


ЕВА. Нет, поверь мне.


МАСТЕР ЛЕОНАРДО. А вдруг все откроется?


ЕВА. Не через меня.


МАСТЕР ЛЕОНАРДО. Ну хорошо, я верю тебе. Ты была в хорошей шко ле. Я видел Адама, он очень глуп.


ЕВА. Он грубоват немного.


МАСТЕР ЛЕОНАРДО. Он ничего не знает. Он мало путешествовал и ничего не видел. Его одурачили. А он одурачивает тебя.


ЕВА. Каким образом?


МАСТЕР ЛЕОНАРДО. Он запрещает тебе есть плоды с этого дерева. А ведь это самые вкусные плоды. И когда ты съешь этот плод, ты сразу поймешь, что хорошо, и что плохо. Ты сразу узнаешь очень много и будешь умнее самого Бога.


ЕВА. Возможно ли это?


МАСТЕР ЛЕОНАРДО. Да, уж я тебе говорю, что это возможно.


ЕВА. Ну право я не знаю что мне делать.


МАСТЕР ЛЕОНАРДО. Ешь это яблоко! Ешь, ешь!


П о я в л я е т с я А д а м с к а р т у з о м в р у к а х.


АДАМ. Ах, вот где ты. Ева? А это кто?


М а с т е р Л е о н а р д о п р я ч е т с я з а к у с т ы.


АДАМ. Это кто был?


ЕВА. Это был мой друг — мастер Леонардо.


АДАМ. А что ему нужно?


ЕВА. Он посадил меня верхом себе на шею и бегал со мной по саду.

Я страшно смеялась.


АДАМ. А больше вы ничего не делали?


ЕВА. Нет.


АДАМ. А что у тебя в руках?


ЕВА. Это яблоко.


АДАМ. С какого дерева?


ЕВА. Вот с того.


АДАМ. Нет, врешь, с этого.


ЕВА. Нет с того.


АДАМ. Врешь, поди?


ЕВА. Честное слово, не вру.


АДАМ. Ну хорошо, я тебе верю.

— 64


ОН И МЕЛЬНИЦА


ОН. Простите, где дорога в Клонки?


МЕЛЬНИЦА. Не знаю.

Шум воды отбил мне память.


ОН. Я вижу путь железной конки.

Где остановка?


МЕЛЬНИЦА. Под липой.

Там даже мой отец сломал себе ногу.


ОН. Вот ловко!


МЕЛЬНИЦА. Ей Богу!


ОН. А ныне ваш отец здоров?


МЕЛЬНИЦА. О да, он учит азбуке коров.


ОН. Зачем же тварь учить значкам?

Кто твари мудрости заря?


МЕЛЬНИЦА. Букварь.


ОН. Зря, зря.


МЕЛЬНИЦА. Поднесите к очкам мотылька.

Вы близоруки?


ОН. Очень.

Вижу среди тысячи предметов…


МЕЛЬНИЦА. Извините, среди сколька?


ОН. Среди тысячи предметов только очень крупные штуки.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Утренний свет
Утренний свет

В книгу Надежды Чертовой входят три повести о женщинах, написанные ею в разные годы: «Третья Клавдия», «Утренний свет», «Саргассово море».Действие повести «Третья Клавдия» происходит в годы Отечественной войны. Хроменькая телеграфистка Клавдия совсем не хочет, чтобы ее жалели, а судьбу ее считали «горькой». Она любит, хочет быть любимой, хочет бороться с врагом вместе с человеком, которого любит. И она уходит в партизаны.Героиня повести «Утренний свет» Вера потеряла на войне сына. Маленькая дочка, связанные с ней заботы помогают Вере обрести душевное равновесие, восстановить жизненные силы.Трагична судьба работницы Катерины Лавровой, чью душу пытались уловить в свои сети «утешители» из баптистской общины. Борьбе за Катерину, за ее возвращение к жизни посвящена повесть «Саргассово море».

Надежда Васильевна Чертова

Проза / Советская классическая проза