Избранное

Вадиму Туманову

В младенчестве нас матери пугали,

Суля за ослушание Сибирь, грозя рукой.

Они в сердцах бранились и едва ли

Желали детям участи такой.

А мы пошли за так на четвертак, за-ради бога,

В обход и напролом и просто пылью по лучу.

К каким порогам приведёт дорога?

В какую пропасть напоследок прокричу?

Мы север свой отыщем без компаса,

Угрозы матерей мы зазубрили как завет.

И ветер дул, с костей сдувая мясо

И радуя прохладою скелет.

Мольбы и стоны здесь не выживают,

Хватает и уносит их позёмка и метель.

Слова и слёзы на лету смерзают,

Лишь брань и пули настигают цель.

Про всё писать — не выдержит бумага,

Всё в прошлом, ну, а прошлое — быльё и трын-трава.

Не раз нам кости перемыла драга.

В нас, значит, было золото, братва.

Но чуден звон души моей помина,

И белый день белей, и ночь черней, и суше снег.

И мерзлота надёжней формалина

Мой труп на память сохранит навек.

Я на воспоминания не падок,

Но если занесла судьба — гляди и не тужи.

Мы здесь подохли, — вон он, тот распадок.

Нас выгребли бульдозеров ножи.

Здесь мы прошли за так, за четвертак, за-ради бога,

В обход и напролом и просто пылью по лучу,—

К таким порогам привела дорога.

В какую ж пропасть напоследок прокричу?

[1977]

БЕЛЫЙ ВАЛЬС

Если петь без души — вытекает из уст

белый звук.

Если строки ритмичны без рифмы,

тогда говорят — белый стих.

Если все цвета радуги снова сложить —

будет свет, белый свет.

Если все в мире вальсы сольются в один —

будет вальс, белый вальс

Какой был бал — накал движенья, звука, нервов!

Сердца стучали на три счёта вместо двух.

К тому же дамы приглашали кавалеров

На белый вальс традиционный, и захватывало дух.

Ты сам, хотя танцуешь с горем пополам,

Давно решился пригласить её одну,

Но вечно надо отлучаться по делам —

Спешить на помощь, собираться на войну.

И вот, всё ближе, всё реальней становясь,

Она, к которой подойти намеревался,

Идёт сама, чтоб пригласить тебя на вальс,

И кровь в виски твои стучится в ритме вальса.

Ты внешне спокоен средь шумного бала,

Но тень за тобою тебя выдавала —

Металась, ломалась, дрожала она

В зыбком свете свечей.

И бережно держа, и бешено кружа,

Ты мог бы провести её по лезвию ножа.

Не стой же ты руки сложа,

Сам не свой и ничей.

Был белый вальс — конец сомнений маловеров

И завершенье юных снов, забав, утех.

Сегодня дамы приглашали кавалеров

Не потому, не потому, что мало храбрости у тех.

Возведены на время бала в званье дам,

И кружит головы нам вальс как в старину,

Но вечно надо отлучаться по делам —

Спешить на помощь, собираться на войну.

Белее снега белый вальс, — кружись, кружись,

Чтоб снегопад подольше не прервался!

Она пришла, чтоб пригласить тебя на жизнь,

И ты был бел, бледнее стен, белее вальса.

Ты внешне спокоен средь шумного бала,

Но тень за тобою тебя выдавала —

Металась, ломалась, дрожала она В зыбком свете свечей.

И бережно держа, и бешено кружа,

Ты мог бы провести её по лезвию ножа.

Не стой же ты руки сложа,

Сам не свой и ничей.

Где б ни был бал — в Лицее, в Доме офицеров,

В дворцовой зале, в школе — как тебе везло —

В России дамы приглашали кавалеров

Во все века на белый вальс, и было всё белым-бело.

Потупя взоры, не смотря по сторонам,

Через отчаянье, молчанье, тишину,

Спешили женщины притти на помощь к нам —

Их бальный зал величиной во всю страну.

Куда б ни бросило тебя, где б ни исчез,

Припомни бал, как был ты бел, — и улыбнёшься.

Век будут ждать тебя и с моря, и с небес,

И пригласят на белый вальс, когда вернёшься.

Ты внешне спокоен средь шумного бала,

Но тень за тобою тебя выдавала —

Металась, ломалась, дрожала она В зыбком свете свечей.

И бережно держа, и бешено кружа,

Ты мог бы провести её по лезвию ножа.

Не стой же ты руки сложа,

Сам не свой и ничей.

[1977]

ТУШЕНОШИ

Михаилу Шемякину под впечатлением от серии «Чрево»

И кто вы суть, безликие кликуши?

Куда грядёте — в Мекку ли, в Мессины?

Модели ли влачите к Монпарнасу?

Кровавы ваши спины, словно туши,

А туши — как ободранные спины,

И рёбра в рёбра… нзят, и мясо к мясу…

Ударил Ток, скотину оглоуша.

Обмякла плоть на плоскости картины

И тяжко пала мяснику на плечи.

На ум, на кисть творцу попала туша

И дюжие согбенные детины,

Вершащие дела нечеловечьи.

Кончал палач, — дела его ужасны,

А дальше — те, кто гаже, ниже, плоше,

Таскали жертвы после гильотины:

Безглазны, безголовы и безгласны

И, кажется, бессутны тушеноши,

Как бы катками вмяты в суть картины.

Так кто вы суть, загубленные души?

Куда спешите, полуобразины?

Вас не разъять, — едины обе массы.

Суть Сутина— «Спасите наши туши!».

Вы ляжете, заколотые в спины,

И Урка^[7] слижет с лиц у вас гримасу.

Слезу слизнёт, и слизь, и лимфу с кровью

Соленую — людскую и коровью,

И станут пепла чище, пыли суше

Кентавры или человекотуши.

Я — ротозей, но вот не сплю ночами,—

В глаза бы вам взглянуть из-за картины!..

Неймётся мне, шуту и лоботрясу, —

Сдаётся мне — хлестали вас бичами,

Вы крест несли и ободрали спины.

И рёбра в рёбра вам — и нету спасу.

[1977]

* * *

Много во мне маминого,

Папино — сокрыто,

Я из века каменного,

Из палеолита.

Но по многим отзывам —

Я умный и незлой,

То есть в веке бронзовом

Стою одной ногой.

Наше племя ропщет, смея

Вслух ругать порядки.

В первобытном обществе я