Музыка закончилась, но они не отошли друг от друга. Стояли под горячим ветром, несшимся из темноты, чем-то завороженные и не желавшие расстаться.
В репродуктор пожелали спокойной ночи. Гирлянды лампочек над головами стали гаснуть.
Они пошли вдоль борта, держась за руки. Он заметил в стороне трех девчонок – своих приятельниц – и отвернулся. Ему было не до них.
Катя подняла на него глаза и сказала:
– До завтра? Да?
Он удивился, что она хотела уйти так вдруг. Она поняла и сказала:
– Ведь только до утра, да?
Весь следующий день они были вместе. Ходили по маленькому волжскому городку, стояли на палубе, пили кофе в баре, без конца о чем-то говорили, что-то рассказывали друг другу и не могли наговориться.
Но вечером она пропала. Он барабанил в дверь ее каюты, обходил палубы, заглядывал в бар, расспрашивал знакомых. Ее не было нигде.
Он вернулся в свою каюту, не стал зажигать свет и сел на постель. Катю он увидел в окно. Она шла по палубе. Выскочил в коридор и побежал к ней.
– Ты что? Что случилось? – почти выкрикнул он.
Она отвернулась, помолчала и сказала:
– Меня сегодня обидели.
– Кто? – спросил он.
– Неважно.
– Скажи!
– Все равно не скажу. Не приставай, – ответила она и попыталась уйти.
Он шел за ней, старался расспрашивать, и почувствовал, что это бесполезно. Он утешал себя тем, что она успокоится и все расскажет сама.
На следующее утро она не пришла на завтрак. Он постучал к ней в каюту. Она разрешила войти. Сидели друг против друга и почти не разговаривали. Если он спрашивал, она всем своим видом показывала, что отвечать ей не хочется.
Оставшиеся дни она гуляла по палубе одна и старалась поскорее уйти, если он подходил к ней.
Девчонки-приятельницы по-прежнему останавливали его, когда встречали. Но высокая уже не хохотала по всякому поводу, а грустная рассказывала, что дозвонилась своему Сашке и он ее не узнал. Третья была такой же тихой и обходительной, заглядывала в глаза и очень хотела, чтобы он позвал ее к себе.
В конце путешествия он выпросил у Кати номер телефона. Она сказала:
– Раз так хочется – запиши.
Потом выяснилось, что номер был неправильным.
Причуда
Лампочка над белой дверью кабинета замигала и Сергей Николаевич поднялся с места. Его попыталась опередить высокая дама и на ходу защебетала:
– Я – только спросить! Только спросить!
В кабинет они вошли вместе.
– Светлана Анатольевна, а куда мне теперь с этой справкой? – спросила высокая дама и начала что-то объяснять.
– Вы знаете, что… – сказала Светлана и оглянулась.
Дама опять что-то затараторила, а они со Светланой посмотрели друг на друга. Он пожал плечами, как бы показывая: «Нет, не ошиблась; это я», прошел к стулу и сел.
– Вы тоже ко мне? – спросила Светлана.
– Разумеется, разумеется, – сказал он и положил перед ней квитанцию об оплате и заполненную в регистратуре карточку.
– Я там была и мне сказали… – не умолкала приставучая дама.
Светлана говорила про какие-то комиссии. Стала что-то объяснять, а он смотрел на нее и думал: «Ну, двенадцать или сколько там лет, конечно, не шутки, но все же пока вполне ничего… Только краситься стала сильно. Но уже, наверное, без этого не обойтись».
Дама, наконец, ушла. Светлана записывала что-то на листке бумаги и, не поднимая головы, спросила:
– Что это вы вдруг?..
– Да вот, знаете, решил наведаться, – сказал он.
– Именно ко мне? – спросила она.
– К вам, конечно же.
– Странно как-то… – сказала она и прикусила губы. – И не понятно, с чего бы вдруг…
– Ну, каждому хочется к светиле медицины, – сказал он. – Меня недавно спрашивают: «Светочку-то видел по телевизору?». А я прозевал! Да что в мои годы смотреть? Только футбол и эти, эротические шоу мира.
– И что вас вдруг забеспокоило? – спросила она и посмотрела на него.
Он почувствовал, что она волнуется. Ему удалось скрыть улыбку, и он сказал:
– Знаете, Светлана Анатольевна, сердце стало временами сильно биться. И ладно бы по какому-нибудь порядочному поводу, а то – просто так.
– Ну, не все же по поводу, – сказала она и опять начала что-то записывать.
А он вспомнил, как однажды, в те стародавние времена она шла ему навстречу и в упор смотрела на него распахнутыми, обиженными глазами. Ей было, за что тогда обидеться. Он уезжал на неделю, обещал позвонить, а пропал почти на месяц. Она шла ему навстречу, смотрела обиженно-ненавидящими глазами, а его, как назло, разбирал смех и он кусал губы, чтобы не расхохотаться. Она спросила, где он был. Ему пришлось что-то выдумывать на ходу. Она слушала его молча, но глаза твердили, не переставая: «Обманщик и лжец!.. И лжец!».
Он подвинул стул ближе к столу, попытался прочесть, что она записывает и подумал: «Ужасно, конечно, но всегда какое-то погано-веселое удовольствие встретиться с женщиной, которая когда-то так хотела за вас замуж. Впрочем, у баб, наверное, то же самое…».
– Ну, а как дела-то? – спросил он.
– Как у всех, – сказала она.