Избранное

— Кому трудиться не пришлось, та станет ли хозяйкой? — спросила она, выделяя каждое слово.

— Есть еще одна возможность, — спокойно ответил супруг.

Элеонора поняла его. Итак, либо хозяйка, либо…

— Что будем делать после обеда? — Она заговорила о другом, обрывая прежние мысли.

— Мне надо поработать, дорогая. Письма ждут ответа, а потом у меня встреча с купцом из Каппадокии.[109]

— А на каком языке он говорит?

— На французском.

— Нельзя ли мне присутствовать при встрече? Я никогда не слышала, как говорят по-французски жители Каппадокии.

— Ему это покажется весьма странным. Добропорядочные женщины там всегда находятся в гареме, им разрешено лишь купаться в бассейне и читать Коран под охраной евнухов и сторожевых собак, а мечтают они об одном: добиться благосклонности своего господина и стать его любимой женой. Этому купцу твое присутствие покажется очень странным. На Востоке при крупной сделке иногда предлагают в подарок рабыню. Кто знает, что он подумает.

— Тогда я пойду гулять, мне нужен свежий воздух. Я ведь теперь жительница Амстердама, я хочу осмотреть свой город, и, раз ты со мной не идешь, я пойду одна.

Виллем взял руку Элеоноры и задумчиво погладил ее.

— Здесь не принято, чтобы купеческие жены гуляли в одиночку. Ты можешь взять карету и отправиться за город. Поезжай в Старую Церковь[110] или в Димен[111]. В городе тебе можно бывать только со мной, и то далеко не везде. А уж если ты непременно хочешь что-то увидеть в городе, то единственный приемлемый способ — пойти на Дам в сопровождении Барбары, которая должна следовать за тобой с медным ведерком или корзиной для провизии.

Резким движением Элеонора выдернула свою руку из руки супруга. В ее глазах сверкнула гордость свободолюбивой натуры.

— Разве мы в Каппадокии? Я намерена бывать там, где мне заблагорассудится, дышать свежим воздухом всюду, где он есть, а если ваше общество сочтет это неприличным, значит, я буду единственной среди купеческих жен Амстердама, которую мнение общества не волнует.

Швырнув, как из пращи, эти гневные слова, Элеонора тотчас же скрылась в соседней комнате — полубудуаре, полукабинете, предназначенном для встреч наедине, и захлопнула за собой дверь.

Она была взбешена. Первое сражение, сражение вокруг обедов, было выиграно. Слава богу, это ее больше не касалось. И второе сражение, сражение вокруг Барбары, веселой, смышленой девушки из народа, было выиграно тоже. Еще несколько таких побед — и путь к счастливым приключениям был бы свободен, а теперь вот его грозят закрыть навсегда, хотят доказать ей: ты попала в клетку. Ее любимый сказал ей об этом, ее любимый. Человек, который еще ребенком предлагал так растянуть имя Элеонора, когда ей пришлось подписаться, чтобы оно захватило Африку и Азию и чтобы последняя буква заканчивалась в Сахаре или на Памире, в зависимости от направления пера. А теперь, совсем взрослой, ей нельзя пройтись даже по улице.

Ее первый выход из дому был испорчен. А она так радовалась целый день, что наконец-то осуществит свою мечту. Как иные жаждут во что бы то ни стало попасть на ближайшую ярмарку или на свадьбу, куда их пригласили, так она все это время испытывала радостное нетерпение от близости Амстердама.

Все испортила одна фраза: «Здесь это не принято».

Молча боролась Элеонора со своей злостью и сумела ее обуздать.

Каждый знает о способности реки самоочищаться, знает, что чем стремительней течение, тем скорее очищается вода. То же и с мыслями: чем стремительней и мощней их поток, тем скорее освобождается разум от неприятных впечатлений. Так было и с Элеонорою. Неприятные переживания не задерживались у нее надолго, вот и теперь уже полчаса спустя к ней вернулась прежняя ясность духа.

Раз ей не дано права бывать там, где она хочет, ее замужество ничего не стоит. Она просто вырвет себе это право, ей нет дела до того, что скажут Виллем, Вендела или кто-нибудь еще. Никому, даже целому купеческому сословию, не позволит она командовать собой, как бы дорого ей это ни обошлось.

Так она и скажет Виллему, совершенно спокойно, не давая больше воли своему гневу.

По телу от испуга пробежала дрожь, как прежде, всколыхнулась душа. Никаких колебаний, она сделает по-своему. Пойдет ва-банк.

Виллема в обеденной зале уже не было. Торопливо, слегка побледнев от тяжести принятого решения, вышла она в коридор и увидела, как Барбара перед зеркалом Делает сама себе реверанс. Элеонора вступила в игру и в свою очередь присела в реверансе перед Барбарой.

— Госпоже Хонселарсдейк угодно повелеть своей горничной носить не иначе как шелковые или атласные юбки. — Еще раз присев в реверансе, Элеонора удалилась.

Нет, здесь еще не вздохнешь свободно, здесь у дверей воздух еще не тот, скорее прочь отсюда, без оглядки. Пока он занят беседой с каппадокийцем.

Наконец, наконец можно остановиться, посмотреть вокруг и глубоко вздохнуть.

Она стояла у перил высокого моста. Весна близилась к концу. Под ногами плескалась вода, над головою нежно шелестели листья вязов, молодая зелень отражалась в канале, солнечные блики играли в кронах деревьев.