Избранное

Сказать, что я нашел в его мешках, когда однажды полез в них за углем? Или об инструментах? Нет, никому ни слова не скажу. Вот они, взрослые, а послушайте, о чем они втихомолку беседуют. О чем угодно, но только не о том, что говорил им Шаэн с глазу на глаз. Все хитрят. Зачем же мне быть простачком? Молчу. Не узнаете и вы от меня ни того, что говорил мне Саша, сын Шаэна, в лесу, ни того, что подслушали мы с Аво однажды, прильнув снаружи к двери. А письмо, что принес канатоходец? А рассказ деда Аракела, как Шаэн вызволил его из беды? И про Седрака не скажу. Думаете, не знаю, что люди Шаэна к вам заглядывают? Или не знаю о разгроме карательного отряда и чьих рук это дело? Но я молчу, молчу…

IV

Что такое? Наш священник, прости нас господи, тер-айр, вдруг взял да переменился. По праздникам чинно раздается звон колоколов, батюшка наш ноет свои требы и хоралы, не спотыкаясь и не путая слов, крестит детей, не торгуясь о вознаграждении, исповедует, отпевает. И все это без особых усилий. Сердцем вроде прикипел к своей службе.

Вы так и думаете, что тер-айр сам переменился, решил на старости лет задобрить бога, замаливать свои грехи за не очень ревностное служение? Или, чего доброго, нгерцы вдруг стали набожными, будто бы им без бога и жизнь не в жизнь?

Да нет же! Тысячу раз нет. Бог и сейчас не в большой чести в Нгере, а тер-айр по-прежнему не знает ни одной молитвы. И если церковные колокола в свой час все же вызванивают, оглушая Нгер благостным звоном, то это совсем по другой причине.

Гахтакан Акоп, который подрядился к нему в помощники, тому причина. Акоп оказался предприимчивым и ушлым, сразу понял что к чему и горячо принялся за дело. Говорят, в Шуше Акоп состоял не то певчим, не то иереем при Агулисской церкви, знал назубок многие молитвы. Правда, служба в церкви не стала его профессией, кормился он другим — был уличным писарем-мирзой, писал гражданам всякие прошения, даже любовные письма, и его познания в области церковных песен и всяких обрядов при известном нам уровне тер-айра оказались просто незаменимыми, донельзя кстати.

Говорят, из сгоревшей Шуши он только и вынес — сборник псалмов. Знал, каналья, что вынести. Теперь кормится за счет тех псалмов. Да и тер-айр от них не в убытке, заметно пополнил свои скудные знания священнописания. Теперь он знает многое такое, что раньше не знал. Раньше не говорил во время службы «отче наш, иже еси на небеси», а теперь говорит. Раньше на амвон церкви поднимался в чем попало, теперь же не иначе, как облачившись в нарядную шелковую рясу. Раньше… Да что раньше. Всего не перечислить, какие перемены произошли с нашим тер-айром, после того как у нас появился гахтакан Акоп. Да и со службой многое изменилось. Если раньше церковные праздники справлялись от случая к случаю, частенько забывали о них, теперь все праздники справно отмечались. Прихожане в великий пост говели, исповедовались, причащались. Появилась освященная вода, которая хранилась в бутылке и потреблялась для кропления.

И всему этому мы были обязаны Акопу. Честное слово, рукоположили бы его в священники, через год-другой выбился бы в архимандриты. Не меньше. Любил еще будущий архимандрит после богослужения заходить по домам, потрапезовать у прихожан. Но это уже другой разговор. Кто в Нгере, а равно и во всем Карабахе, откажет в хлеб-соли гахтакану, погорельцам из Шуши. Пусть обернется день ночью тому, кто сотворил этот разбой с нашей красивой Шушой.

Акопа в шутку называли в деревне дери-чуруц, что означает подручный священника, толкач. Гахтакан Акоп, как вы уже знаете, быстро спелся с тер-айром, и это очень огорчило нгерцев. Подумать только: нашел в этом самом Нгере с кем сжечь волос. Тер-айр ему приглянулся.

Как наши нгерцы привечали гахтаканов, по-братски приютили их, вы уже знаете. Мы не были бы нгерцами, перестали бы уважать себя, если бы отвернулись от погорельцев, показали бы им спины. Об этом и разговора не может быть, двух мнений тоже. И слов на это, право, не следовало бы тратить.

Я бы и сейчас не стал об этом говорить, тыкать это людям в глаза — дескать, смотрите, какие мы, нгерцы. Сами едва кормились, а людей не обидели, последним своим куском поделились. Ненужное бахвальство. Где в Карабахе перед несчастными беженцами из Шуши захлопывались двери? Такого не было.

Я даже больше скажу. Многие через месяц-другой так прижились, так слились с нгерцами, что теперь почти нельзя отличить, кто в Нгере коренной, а кто пришлый.

Не то случилось с Акопом. К какому только делу не старались нгерцы приохотить его! Кто только не заманивал его к себе: уста Савад, кузнец Кара Герасим, даже Айказ, сын Сако, уже научившийся отлично ворочать кузнечным молотом. Не говорю уже о гончарах, которые наперебой звали его к себе.

Все впустую — от всего нос воротил наш гахтакан.