Староста тянется за шапкой, которая лежит на другом конце дивана, и, взяв ее, вдруг спрашивает:
— А учительница-то где у вас? Я еще не видал ее, не познакомился.
— Сейчас, сейчас придет, Стамен. Стесняется она, дитя ведь еще.
Бабка Лала подходит к двери, кашляет и, приоткрыв ее, нарочно громко зовет дочь:
— Оленька, пойди сюда, дитятко.
Потом садится.
Вскоре дверь открылась, и на пороге, как ангел небесный, встала красавица Оленька в белом платье, с русыми пушистыми волосами, светлыми детскими глазками и лицом, зарумянившимся от смущения.
Она здоровается со старостой за руку и останавливается посреди комнаты.
— Нда-а! — говорит староста. — Красивая учительница ваша…
Выпученные глаза его впиваются в нее волчьим взглядом, на жирном лице бродит сладкая улыбка.
— Ну вот что, бабка Лала, — решительно объявляет он, поворачиваясь к старухе. — Ради вас уступаю. Две тысячи в рассрочку: одну сейчас, другую подожду. А из жалованья ничего не возьму. Об этом мы с самой учительницей договоримся…
НЕИСКУШЕННАЯ
Перемена. Во дворе бегают, шумят, кричат дети. Их живой, веселый гомон влетает в открытое окно вместе с мягким, усталым светом осеннего солнца и создает в учительской атмосферу бодрости.
В комнате собрались молодые учителя и учительницы; каждый занят своим делом. Директор расхаживает из угла в угол и курит, о чем-то размышляя.
Только Пена Стоянова, новенькая учительница, поступившая в школу дней десять тому назад, не знает, чем заняться. Она то присядет к столу, то встанет и откроет шкафчик, то остановится у распахнутого окна, откуда все сельцо как на ладони.
По улице, засунув руки в карманы, лениво проходят крестьяне в ветхой одежонке, небритые, с добродушными, почерневшими лицами, жалкие, как рабы, и скрываются где-то вдали за полуразвалившимися оградами грязных дворов. Из труб вьется белый дымок, тонкими струйками поднимаясь к небу. Во дворах хлопочут женщины с преждевременно постаревшими лицами.
Для Пены Стояновой все ново. Она с интересом наблюдает совсем незнакомые ей картины жизни этой чужой деревушки.
«Вот где привелось делать первые шаги самостоятельной жизни», — думает она и улыбается. Улыбается, довольная тем, что наконец устроена, обеспечена, твердо стала на ноги после стольких лет труда, ученья, после всех пережитых невзгод.
Окончив учительский институт, она принялась энергично искать место и вот, слава богу, нашла. В селе так в селе! И тут люди живут. Простые. Пусть простые, но ведь люди.
Пенка Стоянова опять улыбнулась, но тут же нахмурилась. На хорошеньком юном личике ее появилась хитрая гримаса. Она протянула руку, взяла со стола свою сумочку и, открыв ее, принялась пересчитывать деньги. Двести левов. Вот все, что у нее осталось. А жалованье когда-то еще заплатят. Вчера отдала двести левов председателю школьного совета, своему покровителю — на угощение. Он сам попросил, да она и обещала. И остались эти двести. Придется экономить, а там видно будет, насколько их хватит.
На хорошеньком личике ее снова появилась хитрая гримаска, она снова нахмурилась.
В это время в дверь постучали. Вошел какой-то мальчик, запыхавшийся, весь в поту.
— Письмо директору!
Директор встал из-за стола и взял конверт.
— От кого?
— От директора в Чоперкове.
Директор поспешно распечатал и прочел письмо.
— Господа, — воскликнул он, — к нам едет инспектор!
Учителя в волнении склонились над запиской, которую директор держал в руках.
— Был в Чоперкове и едет к нам. Приготовьтесь, он может нагрянуть в любую минуту.
— Я ждал этого, — сказал один из учителей постарше. — Получил на днях последние номера его детского журнала и понял: жди, приедет с ревизией.
— Собственно, он затем и ездит, чтобы собирать деньги с подписчиков, — вставила одна учительница. — Боже мой, а я сумела подписать всего двух учеников, да и те мне еще не заплатили.
— А вы, барышня, подписали кого-нибудь?
— На что? — спросила Пена Стоянова.
— На детский журнал «Щебет», который редактирует и издает наш инспектор.
— Нет… Откуда же я знала? — спокойно ответила Пенка.
— Надо было подписать. Этому, видите ли, придают значение. Инспектор очень заинтересован. Возьмет на заметку, а потом — объясняйся.
— Да ведь я здесь, можно сказать, без году неделя. Такого журнала и не видывала.
Во дворе зазвенел колокольчик. Четвертый урок. Директор вышел в коридор и стал утихомиривать ребят. Вскоре наступила тишина. Учителя разошлись по классам, и начались занятия.
Пенка Стоянова никак не могла собраться с мыслями. Инспектор со своим журналом не выходил у нее из головы. Начала объяснять новый урок по болгарскому языку, но что-то не клеилось. Сойдя с кафедры, Пенка прошлась между партами, потом остановилась у доски и взяла в руки мел.
Вдруг дверь распахнулась, и директор ввел в класс невысокого, плотного господина; у него было круглое багровое лицо, воротничок и галстук слегка съехали набок.
— Господин инспектор, разрешите вам представить Стоянову, нашу новую, только что приступившую к работе учительницу.