Избранное

На этом деле я отлично зарабатывал, мог покупать новые книги, и вскоре половина класса была у меня в долгу. Оба мои врага тоже попали в число должников. Само собой разумеется, что все издевательства надо мной немедленно прекратились. Напротив, теперь каждый хотел быть моим другом, и мой авторитет в классе рос день ото дня. Но я не забыл прежних оскорблений и если не благоволил к кому-нибудь, то, не стесняясь, давал это почувствовать. Когда я приносил новую партию книжек и раскладывал их перед жадными глазами товарищей, каждый, конечно, хотел что-нибудь получить. Они кричали наперебой:

— Послушай, можно взять?

— Пожалуйста, дай мне вот эту, ты ведь знаешь, что я никогда к тебе не приставал!

— Я очень хочу вон ту. Дай мне, я заплачу через неделю.

И я давал и отказывал, кому хотел.

Особенно почувствовали теперь мою власть те двое, которые раньше так меня мучили. Я выдумывал все новые способы, чтобы их унизить. Я упорно отказывал им как раз в тех книжках, которые им больше всего хотелось прочесть, грозил им перед всем классом, что пойду к их родителям, если они завтра же не отдадут мне долга, а раз даже сказал одному из них:

— Я дам тебе книжку, если ты трижды обежишь школьную площадку.

На улице в три ручья лил дождь. Но бедный малый был уже настолько отравлен этим духовным ядом, что безропотно приступил к делу. Круг был велик! Мы все следили за пробегом из-под навеса школьного здания. Как я уже, кажется, говорил, это был бледный, избалованный мальчик, и после первого же круга он едва проковылял мимо нас.

— Скорей, а то ничего не получишь! — крикнул я.

И, подобно тому, как усталая кляча, огретая кнутом возчика, вскидывает голову и чуть-чуть пробегает рысью, парень выпрямился и протрусил, как мог, оставшиеся круги.

Когда наконец он, насквозь промокший, подошел ко мне, едва переводя дух, я предложил ему выбрать книжку, а потом тут же разорвал ее на мелкие клочки и протянул ему обрывки.

— Вот тебе твоя книга! — сказал я и расхохотался.

В угоду мне засмеялись и другие.

Но самую лучшую шутку я сыграл с ними обоими на экзамене по французскому языку, когда они опять начали спрашивать меня:

— Послушай, что это за слово? Как его перевести?

Я написал им сплошную чепуху, и работы у них вышли такие плохие, что им велели отнести их домой и дать на подпись родителям. Тогда оба накинулись на меня, желая отомстить, но я без долгих разговоров повалил одного из них на землю.

С тех пор я часто давал почувствовать одноклассникам мою физическую силу. Стоило кому-нибудь не уплатить мне точно в срок, я говорил:

— Если завтра не принесешь денег, я тебя проучу!

Это всегда помогало. Так или иначе они раздобывали дома деньги, что, без сомнения, часто давалось им нелегко.

К тому времени, когда я окончил школу, у меня была уже приличная сумма и я приобрел если не любовь, то по крайней мере уважение товарищей, а ведь только это и имеет цену в жизни. Я узнал могущество денег и научился им пользоваться.

Как в школе, так и в дальнейшей жизни я был сам своим наставником, ибо все, чему нас учили, если не считать грамоты, письма и счета, мало помогало мне продвигаться вперед.

Глава пятая

После конфирмации меня опять повели к тем двум почтенным старикам, которые неизвестно почему прониклись ко мне особым расположением. Учителя на этот раз не было, зато в комнате старосты общины безмолвно сидели трое крестьян.

— Значит, ты хочешь стать коммерсантом? — спросил староста и после этого учинил мне настоящий экзамен.

Я должен был читать, считать, сказать на память конфирмационный обет, после чего староста долго задавал мне всевозможные вопросы. Потом меня отослали на кухню и угостили кофе и бутербродами с сыром, а в комнате тем временем решалась моя судьба. Я ждал довольно долго, но, когда мать пришла за мной, я увидел по ее глазам, что все в порядке.

— Так вот, стало быть, мы подумаем, что можно для тебя сделать, — сказал староста. — Постараемся найти тебе подходящее место, где бы ты чему-нибудь научился и притом мог вносить матери небольшую сумму на свое содержание.

С этим нас отпустили, и мы опять, как несколько лет назад, молча пошли домой; только теперь я был выше ростом, сильнее, и мать, немного наклонившись вперед, семеня ногами, с трудом поспевала за мной.

Обычай посылать детей после школы в ученье был тогда, особенно в торговой области, менее распространен, чем теперь. Кроме того, для меня о такой выучке не могло быть и речи, ведь теперь я должен был зарабатывать деньги.