Избранное

Помню садик тенистый, лицейский,

Сладкий запах как будто летейский,

Неужели крапива? Увы.

Острый, жгучий, горячий, злодейский,

Пыльный дух подзаборной травы.

Вот она, наша память и слава.

Не хотите ее? Вам - направо,

Нам - налево. Ползучий налет,

Непролазная боль и отрава.

Лавр, простите, у нас не растет.

Непреклонна, угрюма, пушиста.

Что там розы у ног лицеиста?

Принесли их - они и лежат...

Как труба за спиною флейтиста:

Гуще, жарче ее аромат.

                                   1986

***

Это шведы, наверное, шведы, французы в двадцатом

Жили благоустроенном веке, чуть-чуть горьковатом,

Романтических роз аромат променяв на бензин,

На ученый доклад, на безумье абстрактных картин,

Ничего, ничего не имеющих общего с домом

Сумасшедшим, ни с деревом, к доктору в гости влекомым,

Это финны, наверное, финны, швейцарцы в таком

Жили веке домашнем, и кофе у них с молоком.

Это венгры, наверное, венгры, голландцы, датчане...

А у нас царь Иван, царь Борис в темноте за плечами,

Словно хищники, в мягких гуляют сапожках, не спят.

Завтра, тушинский вор, состоится воздушный парад!

Полетит громозвучное, многомоторное имя

Над трибуной с боярами, краешком глаза за ними

Он следит, как им нравится этот фигурный полет...

Я родился в шестнадцатом веке, и дрожь меня бьет.

                                                               1988

***

Как ночью берегом крутым

Ступая робко каменистым.

Шаг, еще шаг... За кем? За ним.

За спотыкающимся смыслом.

Густая ночь и лунный дым.

Как за слепым контрабандистом.

Раскинув руки, над обрывом,

И камешек то там, то тут

Несется с шорохом счастливым

Вниз: не пугайся! Темный труд

Оправдан будничным мотивом.

Я не отдам тебя, печаль,

Тебя, судьба, тебя, обида,

Я тоже вслушиваюсь в даль,

Товар - в узле, всё шито-крыто.

Я тоже чернь, я тоже шваль,

Мне ночь - подмога и защита.

Не стал бы жить в чужой стране

Не потому, что жить в ней странно,

А потому, что снится мне

Сюжет из старого романа:

Прогулка в лодке при луне,

Улыбка, полная обмана.

Где жизнь? прокралась, не догнать.

Забудет нас, расставшись с нами.

Не плачь, как мальчик. Ей под стать

Пространство с черными волнами.

С земли не станем поднимать

Монетку, помнишь, как в Тамани?

                                                 1988

НОЧНАЯ МУЗЫКА

Ночная музыка сама себе играет,

Сама любуется собой.

Где чуткий слушатель? Он спит. Он засыпает.

Он ищет музыку руками, как слепой.

Ночная музыка резвится, как наяда

В ручье мерцающем, не видима никем.

Ночная музыка, не надо!

Не долетай до нас, забудь о нас совсем.

Мы двери заперли и окна затворили.

Жить осмотрительно, без счастья и страстей -

О, чем не заповедь! Ты где, в автомобиле?

На кухне у чужих людей?

Но те, кто слушают, скорей всего не слышат.

Я знаю, как это бывает: кофе пьют,

Узор, что музыкою вышит,

Не отличим для них от нитей всех и пут.

И только тот, кто ловит звуки

За десять стен от них и множество дверей,

Тот задыхается от счастья, полный муки:

Он диких в комнату впустил к себе зверей.

Любовь на кресло

С размаха прыгает, и Радость - на кровать,

И Гнев - на тумбочку, всё ожило, воскресло,

Очнулось, вспомнилось, прихлынуло опять.

                                                 1989

***

Мне весело: ты платье примеряешь,

Примериваешь, в скользкое - ныряешь,

В блестящее - уходишь с головой.

Ты тонешь, западаешь в нем, как клавиш,

Томишь, тебя мгновенье нет со мной.

Потерянно смотрю я, сиротливо.

Ты ласточкой летишь в него с обрыва.

Легко воспеть закат или зарю,

Никто в стихах не трогал это диво:

"Мне нравится", - я твердо говорю.

И вырез на спине, и эти складки.

Ты в зеркале, ты трудные загадки

Решаешь, мне не ясные. Но вот

Со дна его всплываешь: всё в порядке.

Смотрю: оно, как жизнь, тебе идет.

                                                 1987

***

Сторожить молоко я поставлен тобой,

Потому что оно норовит убежать.

Умерев, как бы рад я минуте такой

Был: воскреснуть на миг, пригодиться опять.

Не зевай! Белой пеночке рыхлой служи,

В надувных, золотых пузырьках пустяку.

А глаголы, глаголы-то как хороши:

Сторожить, убежать, - относясь к молоку!

Эта жизнь, эта смерть, эта смертная грусть,

Прихотливая речь, сколько помню себя...

Не сердись: я задумаюсь - и спохвачусь.

Я из тех, кто был точен и зорок, любя.

Надувается, сердится, как же! пропасть

Так легко... столько всхлипов, и гневных гримас,