Избранное

В которой из главных тем вырастают новые мотивы и начинаю происходить странные вещи

1. Мориц поглощен океаном, а поющий граф и его невеста заброшены на необитаемый остров

Хор Бомана давал иногда благотворительные концерты, и в них выступали, конечно, и Мориц, и другие музыканты из Бастилии. И вот должен был состояться концерт для сбора средств на новый орган, церковный концерт с базаром, лотереей и колесом счастья. Идея принадлежала новому священнику, пастору Фруэлунду, который однажды сам явился в Бастилию, чтобы просить Морица принять участие.

— Но нам, конечно, подойдет лишь музыка самого высокого класса, — назидательно подчеркнул он. — Вы меня поняли?

Пастор Фруэлунд был высокий властный человек, голос у него тоже был под стать, красивый и звучный, и говорил он громко и отчетливо, как будто подозревал всех людей в некоторой тугоухости.

— Как вы думаете, господин пастор, что, если взять Квартет d-moll Моцарта, знаете, этот?.. — Мориц хотел было спеть начало Andante, но священник покачал головой:

— Ну да, нет, я-то намеревался предложить вам чудесную вещицу под названием «Назарет». Знаете ее? Я сейчас не вспомню, кто автор, но у моей жены есть ноты, а вы, я слышал, очень музыкальны, так что без труда справитесь с ней. Я полагаю, ее следует дать в исполнении тромбона с органом.

— Как же, я ее прекрасно знаю, это Гуно, — сказал Мориц. Ему очень хотелось добавить, мол, «Назарет» — нуднейший медленный вальс, супруга аптекаря Фесе в свое время пела его, и это было ужасно! Но он удержался.

Священник кивнул и наставительно присовокупил:

— Тромбон, знаете ли, тромбон еще годится для церкви, квартеты же — нет, никоим образом. Так вот. Затем следовало бы дать несколько псалмов в исполнении мужского хора, и я не прочь сам лично дирижировать, если бы вы взяли на себя подобрать людей и разучить с ними эти псалмы так, знаете ли, вчерне. Я три года был участником мужского хора Студенческого общества в Копенгагене, — добавил он.

Он тряхнул своей красивой, в локонах головой:

— Ну а в остальном программа будет состоять преимущественно из органных произведений. Затем я продекламирую духовные стихи Палудана-Мюллера[41], и затем дочь органиста Ламма споет «Дочь Наира», а граф Оллендорф споет «Между братьев был я меньший».

— Ламм?.. — Мориц запнулся. Он хотел сказать, ведь органист Ламм не умеет играть ничего, кроме «Траурного марша на смерть Торвальдсена», да и то так, что кажется, будто орган испортился.

— Да, Ламм! — ответил священник и бросил на перевозчика взгляд, решительно пресекавший попытки шутить.

Торжественный день ознаменовался солнцем, и ветром, и трепетаньем флагов.

Около полудня Мориц отправился на катере к Восточному взморью, имея на борту графа Оллендорфа, который ехал за своей невестой, дочерью пастора Шмерлинга. Граф Оллендорф был в превосходнейшем расположении духа, он сидел и учил наизусть текст псалма, который ему предстояло петь в концерте.

— Гораздо же красивее выглядит, когда не надо во время пения смотреть в книгу, — сказал он. — На вот, Мориц, проверь меня, пожалуйста!

Он протянул Морицу книгу. А затем вытащил из заднего кармана полбутылку коньяка.

— Нам обоим не мешает подкрепиться, — сказал он серьезно. Вздохнув, он сделал основательный глоток и передал бутылку Морицу.

Они сидели рядом на корме, лодка весело скользила по вздыбленным волнам. Граф был молодой человек необычайно внушительных размеров, его мощный переливчатый голос заглушал рев мотора и плеск воды.

На Восточном взморье граф сошел на берег довольный и освеженный. Его невеста Анна-Ирис, тридцатилетняя девица с матерински жалостливым и проникновенным взором, уже ждала его у причала, закутанная в шали и платки. Он поднял ее богатырскими руками и поставил в лодку, а затем обратился к корзине с тщательно упакованными бутылками.

— Ах, Карл Эрик, осторожно, пожалуйста! — воскликнула Анна-Ирис. — Это смородинная наливка из собственных ягод. Отец шлет в подарок ландфогту[42].

Пастор Шмерлинг, прикованный к постели ишиасом, горячо махал им рукой из окна своей спальни, и жених с невестой тоже ему помахали. Лодка отчалила от берега. Граф протянул невесте книгу псалмов, чтоб она могла его проверить. Он закинул вверх свое довольное краснощекое лицо и запел громозвучным голосом:

Резал древо в размышленье,
Богу славу возносил,
В струн игре с органным пеньем
Звон псалтири нежной слил.

Лодка сильно раскачивалась, проплывая мимо Русалочьего Островка, она шла по течению, но против ветра. Анна-Ирис жалостно цеплялась за руку жениха, а он, продолжая петь, ласково похлопывал ее по щеке. Но вдруг мотор заглох.

Мориц передал руль графу, а сам занялся мотором. Лодку стало боком относить к северной оконечности Тюленьего острова. Анна-Ирис еще ближе придвинулась к жениху и углом своей тали укрыла ему колени.

— Ничего страшного, — успокоил ее граф и снова запел.