Избранное

— Вот увидите, они его найдут, — ободряюще кивают друг другу люди и говорят о том, какой Мориц замечательный человек, талантливый музыкант, прекрасный отец и муж и к тому же герой — и тут они с гордостью и душевной болью пускаются в воспоминания о спасательной операции Морица Исаксена, который, помните, в ноябре 1899 года один спас семерых моряков и одну даму со шхуны «Карелия». Это ли не героический подвиг, ого, еще и какой. В ту зиму только и разговоров было, что о Морице, да его ведь и медалью тогда наградили.

Да, Мориц — он всем взял, что и говорить.

Однако находятся, конечно, люди, думающие иначе, чем все остальные. К примеру, управляющий сберегательной кассой Анкерсен. Он прямо заявляет, что Мориц Исаксен сам навлек на себя беду, это кара, ниспосланная свыше за его безбожие и пьянство.

— Но ведь все-таки жаль его, один в море, долго ли до греха?.. — возражает Толстый Альфред, конторщик Анкерсена.

— До греха? — язвительно повторяет Анкерсен и вскакивает, весь клокоча. — То-то оно и есть! От греха все наши горести и невзгоды! Возмездие за грех — смерть!

Анкерсен охвачен яростным негодованием. Он ходит взад и вперед по комнате и шкварчит, как кипящая смола. Толстый Альфред с почтительным страхом взирает на своего принципала и думает: «Анкерсен ведь, в сущности, хороший человек. Анкерсен в самом деле желает людям добра. Но когда на него находит вот такое, он становится ужасен!»

Да, Анкерсен был ужасен. С шумом надев на ноги калоши, он отправился прямиком в Бастилию, где учинил подлинное нападение на жену Морица и кучку друзей и знакомых, пришедших утешить бедную женщину.

— То, что случилось, должно было случиться! — загремел он. — Это перст божий, карающий перст божий! Не надейтесь и вы, что перст сей вас не коснется! Не надейтесь на это, все вы, полагающие, будто безразлично, как мы проживем свою земную жизнь, вы, презревшие будущую жизнь, которая одна лишь имеет действительную цепу!

Налитыми кровью глазами он оглядел собравшихся. Бледные, растерянные лица, четыре женщины — экономка магистра Мортенсена Атланта, жена Смертного Кочета Сарина, старуха Плакальщица и дочь ее Мира — и несколько мужчин, в том числе Смертный Кочет и Фриберт Угольщик, да еще этот бездельник Сириус. Плакальщица все время, без передышки, плакала, то и дело вытирая себе глаза. Плакал и сын Морица Орфей, прикрывая лицо рукавом куртки. Но сама Элиана — какова! И тени раскаяния не было в ее лице, наоборот, она бросила на Анкерсена приветливый и открытый взгляд и пролепетала что-то вроде того, что, мол, все будет хорошо.

— Я не боюсь, — заявила она. — Я уверена, что Мориц вернется.

— Вернется! — с угрозой пробурчал Анкерсен. — Сам собою он не вернется! Не надейся на это, несчастная легкомысленная гордячка! Укроти свой прав, смири свои помыслы, молись и веруй! Давайте все соединим сердца наши в тихой молитве!..

Анкерсен сделал широкое зазывное движение разведенными руками, но в этот момент дверь отворилась и в комнату вошел магистр Мортенсен, высокий и худой. Он поправил пенсне на носу и сказал, обращаясь к Анкерсену, тихим, но резким голосом:

— Послушайте, управляющий Анкерсен, что это еще за штучки? Как вы себя ведете? За каким дьяволом вы вообще сюда пришли, позвольте вас спросить?

Анкерсен невольно загородился, выставив толстые ладони, между тем как в усах его проступила особая пряная усмешечка. Он не сразу нашелся что ответить, но чуть погодя обрушился на противника кровожадным, безжалостным буруном:

— Вот как, и вы, стало быть, полагаете, что можете так со мной говорить? Это вы-то, отвергший бога! Вы… антихристово отродье! Да-да, именно! Антихристово отродье! Вероотступник, вот вы кто, ведь вы когда-то учились на священника! А теперь вы приходите сюда затем, чтобы помешать мне в единении с этими несчастными перепуганными людьми сотворить молитву о… о спасении пропавшего?

Он выкинул руки вперед и сказал с глубоким волнением в голосе:

— Не правда ли, вы, человеки! Мы будем молить вседержителя уберечь нас от греха, от возмездия и от злых козней сатаны!..

И тут Анкерсен бросается на колени, закрывает глаза и складывает свои оплывшие жиром бледные руки под подбородком.

— Этот человек просто бесноватый, — качает головою магистр. — Но можно пойти к нам, если?..

— Я тоже как раз об этом подумала, — говорит его экономка и вопросительно смотрит на Элиану.

Коленопреклоненный Анкерсен поднимается вдруг на ноги. Лицо у него набрякло, ноздри судорожно раздуваются, он в бешенстве стонет:

— Ах вы… порождения ехиднины! Порождения ехиднины!

— Ну вот что, Анкерсен, — устало говорит магистр, — довольно. Занимались бы вы лучше своими делами. А сюда вас никто не звал.

Тут в Анкерсене прямо на глазах происходит разительная перемена. Он перхает и кашляет, снимает свои очки, отирает со лба пот, и, пока он все это делает, вид у него постепенно становится тихий и кроткий, почти что приветливый.