Избранное

Анкерсен, заложив руки за спину, шагал взад и вперед по комнате. Судя по всему, он был в приподнятом настроении. Матте-Гок сидел с закрытыми глазами. Корнелиус стал его разглядывать. Длинный жилистый парень с резко выступающими носом и подбородком. Лицо обветренное и свежее, только давно не бритое. Одна щека прочерчена длинным белым шрамом. Рыжеватые космы нечесаны и спутаны, но это густые, здоровые волосы. На покрытой пушком тыльной стороне рук — синие и красные татуировки. Худощавый и стройный, довольно привлекательный молодой человек лет тридцати. «Вид у него, по сути дела, ни чуточки не пропащий, — думал Корнелиус, — и к тому же почти что, трезвый…»

Наконец он открывает глаза, озирается по сторонам, будто в величайшем изумлении. Анкерсен занимает позицию прямо перед ним, он стоит, выпятив живот, засунув большие пальцы рук в проймы жилета, и в усах его играет довольная, добродушная, прямо-таки влюбленная улыбка. Он похож на самого себя в роли рождественского деда.

— Ну? — ласково говорит он. — Снова бодр и весел?

Матте-Гок смотрит на него будто в ужасе и цепляется за подлокотники кресла.

— Где… где я? — стонет он.

— У твоего отца! — сердечно кивает Анкерсен.

И тут Корнелиус должен отвернуться, чтобы не показать, как он растроган. Этой сцены ему не вынести. Матте-Гок канючит о прощении, а Анкерсен отвечает ему молитвами и словами Писания. Это продолжается долго. Корнелиус чувствует себя таким удивительно лишним и остро ощущает свое сиротство. Он смутно, смутно припоминает своего родного отца… печальные глаза, подбородок, поросший редкой щетиной…

Корнелиус снова готов впасть в слезливое умиление. Чтобы овладеть собой, он изо всех сил впивается взглядом в белую спокойную кухонную дверь. Она не совсем плотно закрыта, и в просвете поблескивают настороженно-внимательные глаза старой экономки.

У искушенного читателя, наверное, уже зародилось подозрение, что Матте-Гок вовсе не пропащий блудный сын, за какого он себя выдает, а жулик и проходимец с незаурядными актерскими данными. Рассказывать о тех гнусностях, которые в дальнейшем с успехом вытворяет это чудовище, нанося невосполнимый ущерб другим людям, — задача, разумеется, не из приятных.

Единственное, что можно сказать в оправдание Матте-Гока, — это что у него была дурная наследственность как по материнской, так и по отцовской линии. Неразборчивый в средствах, алчно-предприимчивый консул Себастиан Хансен, плутоватый и двоедушный королевский торговый управитель Трампе, наконец, водевильно напыщенный, свирепо воинственный коммандёр Центнер-Веттерманн — все они вполне стоили друг друга.

Очень может быть, что Матиас Георг Антониуссен, расти он при более благоприятных обстоятельствах, чем те, которые выпали ему на долю, сумел бы найти своим несомненным способностям иное, более общепринятое применение. Как знать, изворотливый и смелый бизнесмен, выдающийся адвокат или дипломат погибли, возможно, в этом непутевом сыне Уры с Большого Камня, сбежавшем из дому в семнадцатилетнем возрасте и окунувшемся в пеструю бродяжью жизнь.

Между тем Матте-Гок, как мы уже знаем, вернулся в отчий край и предстал перед всеми в образе простодушного молодого человека, дружелюбного, с приветливым взглядом и скромными повадками, набожного и кающегося. Пожалуй, есть в его внешнем облике даже некое обаяние. Матте-Гок в самом деле красив: у него правильные черты лица, орлиный нос и раздвоенный подбородок — он поразительно похож на своего прадеда коммандёра. И он талантливо играет роль заблудшего, но возвращенного сына; при этом, разумеется, дает себя вовлечь в общество «Идун» — далеко не сразу, в меру сопротивляясь, но в один прекрасный день он настолько воспламеняется, что падает на колени и, рыдая, обливаясь слезами, кается в своих грехах и в былом неверии.

И он становится — в полном согласии со своим подлым замыслом — надеждой и опорой для наивных людей в Христианском обществе трезвости. Он обнаруживает неброское, но очевидное умение волновать человеческие сердца. Он рассказывает просто и безыскусно, нисколько не выставляя себя самого на передний план, о дикой жизни в удивительных американских джунглях, где идолопоклонство еще процветает среди невежественных туземцев и где грабежи и убийства — самое обыкновенное явление, и, конечно, о самоотверженной и полной опасностей проповеднической деятельности неутомимых миссионеров среди крокодилов и ядовитых гадов.

Слава Матте-Гока быстро распространяется в широких кругах, и на вечерних собраниях в обществе «Идун» зал нередко ломится от публики.