— Вы должны выпроводить этих людей и никогда больше не пускать их к себе.
— Это приказ или просьба? А если приказ, то разве мы солдаты и обязаны беспрекословно подчиняться?
— Да, все мы солдаты своего отечества. Каждый турок от семи до семидесяти лет — солдат.
— Что будет, если мы не подчинимся требованию Сабахаттина-бея?
— Не представляю себе. Наверно, он позвонит в полицию, он знает, как воздействовать на них. И вам придется иметь дело с полицейскими. Формально вы, конечно, никаких законов не нарушили, но он ведь полковник безопасности, найдет способ, как вам попортить кровь.
— Мы не сторонники анархизма или терроризма. Из-за этого не стали жить в общежитии. Старика с внуком мы просто пожалели и поэтому пригласили к себе. Эту ночь они проведут в нашей квартире. Пожалуйста, передайте его превосходительству полковнику Сабахаттину-бею, чтобы он не совал свой нос в наши личные дела. И пусть не путает свои служебные обязанности со своим положением здесь. Муж моей тети — бригадный генерал в генштабе. Если я ему пожалуюсь, то полковнику быстро вправят мозги. Так и передайте ему. Мы разве нарушаем общественный покой — шумим, топаем ногами, учиняем беспорядок? И как ему только не стыдно! Передайте ему все, что я сказал, и пусть он больше не вмешивается.
— Вы правы, эфенди! — пробормотал Хасан-бей.
Мы так и не поняли, он действительно был солидарен с нами или просто пытался таким образом успокоить нас. На пороге он снова попросил прощения и откланялся.
Спустя полчаса, к великому нашему изумлению, вдруг является полицейский в форме. Я аж рассвирепел. Что это за фокусы! Мы только приехали, еще не успели отдохнуть с дороги, а тут на тебе — полицейские! Но ничего не поделаешь, он лицо официальное, пришлось впустить в квартиру.
— Вы по какому вопросу?
— Вас вызывают в отделение.
— Зачем нас вызывают? Мы в чем-то провинились?
— Не могу знать. Велено доставить одного из вас в отделение.
Мы с Наджи переглянулись. Видимо, хотят взять нас на испуг.
Иначе пришли бы и арестовали всех сразу, а не стали б только одного вызывать в участок, тем более не называя точно имени.
Эльван-чавуш крикнул со своего места:
— Теперь вы убедились, как опасно со мной связываться! Куда б я ни пошел, всюду следом за мной появляются полицейские. Я для них все равно что бомба. Вот и вам теперь из-за меня грозит опасность. Ах, как мне жаль, как мне жаль!
Я взял инициативу в свои руки.
— Ты, Наджи, останешься дома, а мы с Халилем пойдем вместе. Один из нас подождет на улице, пока другой разберется с комиссаром.
Всю дорогу до полицейского участка мы молчали.
В отделении полиции было шумно. Казалось, будто вся полиция столицы поднята по тревоге, такая там царила напряженная обстановка. Некоторое время пришлось ждать, пока меня примет комиссар. Потом тот самый полицейский, что привел нас сюда, махнул рукой: входите, мол. Я вошел.
— Ты с какого факультета? — сразу же начал комиссар.
— С факультета политических наук.
— Чем занимается отец?
— Он доктор в Сёке.
— Значит, ты из состоятельной семьи?
— Да.
— Ты приверженец анархизма?
— Нет, я против.
— Откуда же в вашей квартире взялись подозрительные личности?
— Это самые обыкновенные люди. Сабахаттин-бей ввел вас в заблуждение. Он чересчур подозрителен. Мы пригласили к себе гостей и никакого преступления не совершили. Эти люди нуждались в помощи. Мы хотели залечить их раны.
— С кем они дрались?
— Их избили в полицейском участке.
— Что?! Что значат твои слова?
— Их приняли за анархистов… и в полиции…
— Кто они такие?
— Крестьяне. Один — совсем старый, другой — почти ребенок.
— Да как вы смели приютить у себя людей, которые показались подозрительными самому Сабахаттину-бею? Немедленно освободите от них квартиру. А на вас мы заведем дело.
Комиссар повернулся в сторону сидящего за машинкой полицейского:
— Пиши его имя и имена его товарищей, а также домашний адрес, место учебы и откуда они родом… Запросим в архиве, не привлекались ли они раньше. Пускай побудут пока под особым наблюдением.
После того как секретарь напечатал под мою диктовку все сведения, я обратился к комиссару:
— Мне кажется, произошло какое-то недоразумение, господин комиссар. Ведь мы с друзьями не стали жить в студенческом общежитии и сняли отдельную квартиру именно потому, что не желаем иметь ничего общего с анархистами или террористами. Старика с мальчиком пригласили к себе исключительно из гуманных соображений. Разве мы не имеем на это права? Мы, слава богу, живем не в России, где, говорят, нет свободы. И потом, разве мы не вправе сами решать, кого приглашать, а кого не приглашать? Почему полковник Сабахаттин вмешивается не в свои дела? Как угодно, уважаемый господин комиссар, но своих гостей мы не выгоним на улицу!
— Повтори, что ты сказал!
— Мы не выгоним своих гостей.
— Тогда я велю посадить тебя в камеру предварительного заключения.
Он нажал на кнопку, и в комнате тотчас появился тот самый полицейский, что привел нас сюда.
— Ну-ка, препроводи этого нахала в камеру да запри как следует. Пускай посидит, подумает. Образумится — тогда продолжим разговор.