— Разумеется.
— Сема-ханым и Гюльджан-йенге, послушайте меня. У нас осталось совсем мало времени. Не сегодня завтра этот тип уедет. Надо срочно на что-нибудь решиться.
— Я слышала, они еще с недельку здесь пробудут.
— Всего неделю! Да это же почти ничего! А у нас еще даже план действий не разработан. Может, тебя, Гюльджан, позовут помогать им упаковывать вещи?
— Они собираются устроить коктейль перед отъездом.
— Придумай же что-нибудь, Гюльджан! Не рассчитывай только на нас. Новая куропатка находится пока в другом месте, но завтра к десяти утра мы ее доставим сюда. Твое дело подменить Яшарову куропатку другой. И так, чтобы даже Бетти-ханым ничего не заметила.
— Она-то не заметит. Тут главное, чтобы самого дома не было. Одна надежда, что в суете последних дней им будет не до куропатки. Ой, не знаю, удастся ль мне это…
— Приходи ко мне завтра с утра, будто на уборку. Вместе подумаем, — сказала Сема.
— Я должен побывать в их квартире, чтобы знать расположение комнат.
Сема хлопнула в ладоши:
— Не обойтись нам без помощи Незахат-ханым. Она окончила американский женский колледж в Арнвуткёе, знает английский. Было б замечательно, если б Мурат-бей сумел привлечь ее к нашему делу.
— Слава Аллаху, жены наших коммерсантов получают образование в иностранных колледжах.
— Раз мужья сотрудничают с гявурами, женам нужно знать чужой язык.
— В любом случае Незахат-ханым должна помалкивать — будет она нам помогать или не будет. Если мой Али проведает, что и я замешана, он меня просто-напросто прирежет.
— Мурат-бей предупредит ее, да и мы тоже.
— Уж если ты, Гюльджан-йенге, решилась, то должна набраться храбрости, — сказал я. — У чересчур осторожных руки-ноги будто связаны.
— Наша Гюльджан — молодчина, не то что трусоватый Али. Я с первого взгляда поняла, что они совсем разные по натуре люди. К тому ж у нее есть собственная голова на плечах, пусть подумает, в дурное дело мы ее втягиваем или в благородное. Пусть как следует взвесит все «за» и «против».
— Это ведь и твое дело, Гюльджан-йенге.
Вдруг Гюльджан рассмеялась:
— До чего ж мне нравится, когда Тургут-бей называет меня «йенге»! Он сам и его друзья все такие славные, да пошлет им Аллах крепкого здоровья. Сколько времени живем в одном доме, ни разу не слышала от них дурного слова.
— Спасибо, йенге, у тебя доброе сердце.
Из-под платка Гюльджан выглянули туго забранные волосы, она тут же смущенно поправила платок. Когда она смеялась, лицо ее краснело и она становилась очень миловидной — глаза большие, зубы ровные и белые-пребелые. Кисти рук у нее были крупнее, чем у всех знакомых мне женщин, например у Семы. Она была, как все крестьянки, крепка в кости и широка в бедрах. Но ни единый грамм лишнего жира не обременял ее тело. И она держалась с достоинством передо мной и Семой. В ней было хорошо развито сознание долга. Я думаю, что Гюльджан польстило, что мы обратились за помощью именно к ней. И если она колебалась, то вовсе не потому, что не могла принять решение — она уже давно была готова к нему, — просто ей хотелось до конца убедиться, может ли она всецело положиться на нас. Такие, как она, приняв решение, уже никогда не отступаются и доводят дело до конца.
— Пойду с вами хоть на смерть, Тургут-бей, — решительно произнесла она и добавила: — И с вами, Сема-абла! Но жене коммерсанта не очень-то доверяю. Не подвела бы! Да, я буду помогать вам во всем. Так уж воспитана: дала слово — держи до конца. Завтра я приду к вам, подумаем, обсудим. Я найду какой-нибудь предлог, чтобы прийти. Приносите к десяти часам куропатку. А пока до свидания. — И она пошла к двери.
Сема вслед ей крикнула:
— Подожди, вещи забери!
Разговор с Гюльджан вызвал у меня чувство приятного удивления. Мы с Семой проводили ее до дверей, потом вернулись в комнату и примерно до половины одиннадцатого провалялись на диване, болтая о разных пустяках. После этого я ушел к себе. Вскоре явился и Мурат. Он держал в руках приемник.
— Как дела? — спросил я его.
— Отлично! Ты себе даже представить не можешь, до чего отлично!
Я тут же схватил листок бумаги и написал: «С Семой-ханым и Гюльджан-йенге все улажено. А как у тебя?»
Он ответил: «Моя сначала ломалась, уговаривала и меня не вмешиваться в это дело. Потом мы с ней легли, и она оттаяла. Я говорю: „Если ты нас не поддержишь, можешь распрощаться со мною навсегда“. А она: „Мне легче жизни лишиться, но не тебя, дорогой“. То-то же! Не было у нее и не будет второго такого Мурата!»
«Молодец!» — накатал я и пожал ему руку.
«Почему не спрашиваешь, что это за приемник? — поинтересовался он. — Она мне его дала. Отличный приемник, широкодиапазонный. С его помощью отыщу подслушивающее устройство».
Вместо ответа я ткнул пальцем в написанное выше «молодец». В лишних словах не было нужды.
36. Куда ж они все-таки подевались?