Избранное

Карами поручкался с каждым приезжим поочередно. И Мемишче тоже, и Пашаджик, и староста Бага Хамза, и член сельской управы Камбер. Мой отец тоже — хоть он и не из числа наших деревенских шишек, однако же осмелился… Ну а за ним следом все мужчины нашей деревни. Женщины держались поодаль, ребятишки выглядывали из-за их спин.

— Нынче мы славно поохотимся, не так ли, почтенный Хамза? — говорит секретарь каймакама, и по тону сразу видно, что они друг дружке — свои люди.

Хотел было Хамза ответить что-то, как встрял Карами:

— За честь посчитаем, господа хорошие. Мы тоже со своими собаками, с ружьями пойдем с вами. Загоним для вас любого кабанчика — на выбор. Но поначалу — милости просим в наш дом заглянуть. Отведайте свежего чайку, айрана. — Карами так и сыпал словами, так и мельтешил. То одного, то другого под руку берет, тянет в сторону своего дома. — Без угощенья не отпустим. Вы для нас самые дорогие гости, самые желанные. А как иначе? Раз вы друзья нашего правительства, значит, и наши наипервейшие друзья. Не так ли? Уж мы вас ждали-ждали, насилу дождались. То к одним нашим соседям заедете, то к другим, а к нам вот — впервой. Знать бы заранее, каких дорогих гостей пошлет нам судьба, прирезали б пару баранов, чтоб парным мясцом вас попотчевать. Милости просим, милости просим, милости просим…

И староста ему подпевает:

— Милости просим, гости дорогие.

Переводчик из Анкары потолковал о чем-то с американцами, пересказал, видно, слова Карами, а те в ответ головами закивали, заулыбались:

— Файн, файн! Гуд, вери гуд!

Потом о чем-то промеж себя стали переговариваться. Видать, заминка какая-то вышла. Переводчик объяснил:

— Они спрашивают, можно ли машины оставить здесь или лучше к деревне подогнать?

— Конечно, тут оставить. Ничего с вашим добром не, сделается, никто пальцем не тронет. Народ у нас надежный, воров отродясь не бывало. Мы не чета кашлынцам-паршивцам: вот те охочи до чужого добра. Но лучше кого-нибудь здесь оставить, чтоб присмотрел за вещами. Неровен час кашлынцы пронюхают. Вот от них беречься надо.

Староста и Карами подозвали к себе Бюньямина, брата нашего чобана, и говорят ему:

— Доверяем тебе присматривать за вещами наших гостей. Сам ничего не трожь и другим не давай. Понял? Уж ты постарайся, Бюньямин-эфенди, чтоб все путем было.

Надувные лодки и весла подхватили наши парни, американцы — свои сумки и термосы, заперли машины и всем скопом — а было их всех вместе с женами и дочерьми человек тридцать, не меньше, — потопали в деревню. И как только старосте удастся разместить столько гостей у себя в доме?

— Мы на берегу реки устроимся, — говорит староста. — Расстелим под ивами килимы…

Но Карами перебил его:

— Нет, гости дорогие, пойдем ко мне. Расстелим войлочные ковры, паласы, а чтоб сидеть было удобней — положим доски. Просим прощенья, что стульев-кресел нет у нас пока. Деревня, она и есть деревня. Хоть мы люди небедные, но мебелью удобной пока не обзавелись. Ничего, иншаллах[28], будут и у нас кресла. — И, уже к нам обращаясь, добавил: — Вы только поглядите, какие эти американцы молодцы! Ай да молодцы! Вот с кого пример надо брать. Сразу видать культуру. Чистые, опрятные. А у женщин лица какие, руки! Платья чистые, свежие. Ни тебе грязи, ни дыр, ни заплат. Культура!..

— Файн, файн!..

— Гуд, вери гуд!

Веселой толпой, с шутками, смехом прошествовали они деревенской улицей. Наших деревенских шавок вмиг приструнили, чтоб тявкнуть не посмели. Староста специально для этого дела послал вперед члена сельской управы Камбера и сторожа Омера. И Карами послал вперед какого-то человека, чтоб успел предупредить домашних о приходе гостей, чтоб расстелили войлочный ковер и паласы. Когда мы пришли, подготовка уже шла полным ходом: дочери и сыновья Карами носились как угорелые, тащили все, что только могло пригодиться. Многие из наших ребят подключились им в помощь. Один из американцев фотоаппарат из рук не выпускал, все щелкал да щелкал. Другой через большой полевой бинокль изучал окрестности — ущелья, деревню Кашлы с ее минаретом. А третий с двумя женщинами из своих забрался на крышу дома и начал высматривать что-то в тугаях, все приставал с вопросами: много ль у нас кабанов? Они кабанов как-то по-чудному называют, по-своему: хог. Я даже не сразу разобрал, что они имеют в виду, пока Пашаджик не растолковал, он, оказывается, спросил переводчика.

Дочери Карами — Невин и Несрин — принарядились в новые платья, на головы набросили яркие шарфы. Не успели гости еще расположиться, как принесли кувшины с айраном. Невин и Несрин, нарядные, как на школьных торжествах, разлили айран в стаканы и стали обносить гостей. И опять американцы на разные лады повторяли:

— Файн! Вери файн!

Напившись айрану, гости стали угощать наших своими напитками. Оказывается, они запаслись апельсиновым соком и пивом в банках. Карами отнекивался: