Избранное

— Я скоро вернусь и зайду за вами. Ночевать будете у меня. Посмотрите, какой теперь у нас с Анной Емельяновной дом, — узнав, что я иду к Петру Давыдовичу, говорит Пономаренко.

…Я нашел Лазука на веранде. Сквозная решетка ее была вся обвита виноградными лозами, отягощенными янтарно-желтыми гроздьями. Внизу, на садовой зеленой лужайке, стояли домики ульев, и над ними, жужжа, роились мохнатые пчелы. Все это — дело рук Петра Давыдовича: два года назад не было ничего похожего.

Мы беседуем в тени веранды. Петр Давыдович рассказывает мне о том, как он осуществляет свою творческую мечту — превратить тисово-самшитовую рощу в живой музей природы, и как восстанавливается и развивается замечательная растительность рощи.

Поблескивая круглыми очками на румяном лице и время от времени приглаживая ладонями по-мальчишески взъерошенный светлорусый чуб над высоким лбом, Петр Давыдович говорит с твердым белорусским произношением, которое как-то резче подчеркивает значение его слов.

— Мы сейчас изучаем естественное возобновление наиболее ценных пород: самшита, тиса, дуба, горного клена, каштана, кавказской липы. Нами заложено двенадцать пробных площадок в различных растительных ассоциациях и на разной высоте. Самая высокая точка рощи на склоне Большого Ахуна — пятьсот пятнадцать метров.

Нас прежде всего интересует самый характер насаждений. Они в Хостинской роще сложные, смешанные, очень многообразные по своему составу. Тут и реликтовые виды, и эндемичные, и встречающиеся в других местах, а среди них вечнозеленые, и лиственные, и хвойные с обилием лиан.

Характер насаждений и состав их играют огромную роль. Например, если самшит выставлен на свет при рубке насаждений, рост его замедляется, а самшит, живущий под пологом леса, дает хороший прирост и развивается прекрасно.

Нам надо знать: насколько успешно идет возобновление реликтовых древесных пород, наблюдается ли смена этих видов другими, которые хорошо растут в местных климатических условиях, например, грабом, кленом, ясенем.

На пробных площадках-стационарах ведутся постоянные наблюдения. Оказалось, что самшит возобновляется исключительно хорошо. В наиболее благоприятных условиях роста на один гектар самшита насчитывается до пятисот тысяч штук подроста.

Возобновление тиса требует дальнейших исследований. На перегнойно-карбонатных почвах, на которых в давние времена успешно произрастал тис, под пологом тисового леса сейчас нет его молодой поросли. Тис перекочевывает, переселяется в новые, благоприятные для него условия: на почвы кислые, обычно занимавшиеся в приморской полосе буковыми лесами.

В роще наблюдаются такие закономерности: в буковом лесу всегда можно увидеть молодняк тиса. В вековом тисовом лесу поросли теневой породы — тиса нет, в то же время там появляется светолюбивый ясень.

Возобновлению тиса мешает обилие подлеска из лавровишни. Он перекрывает поверхность почвы своим пологом и не дает всходам тиса успешно развиваться. Большой вред приносят и мелкие грызуны. Они поедают рассеянные по земле семена тиса. Зато очень способствуют распространению тиса куница и пернатые, питающиеся его плодами.

На стационарах поставлены опытные посевы семян тиса в различных типах леса. На кисло-перегнойных почвах тис прекрасно развивается. Прирост его в высоту составляет двадцать сантиметров в год.

Исключительно благоприятный климат и почвенные условия тисово-самшитовой рощи позволяют отлично возобновляться и всем другим древесным породам на различных высотах, при различном расположении склонов. Здесь поселяются даже такие породы, как инжир, грецкий орех, виноград, шелковица.

Одновременно мы ведем фенологические наблюдения над древесными породами в насаждениях, расположенных на различной высоте над уровнем моря. Так, найдено, что отдельные деревья самшита в ущельях глубоких балок зацветают, благодаря особо мягкой температуре этих участков рощи, в январе, вместо обычного срока — в апреле.

…Было уже темно, когда за мной зашел Михаил Сафонович. Я прощаюсь с Петром Давидовичем, и Пономаренко ведет меня по крутому склону, все выше, куда-то в непроглядную черноту. Как он находит дорогу в этом мраке да вдобавок указывает мне, где перепрыгнуть через рытвину, где не споткнуться о камень или не ступить на мокрую от росы траву и не поскользнуться, я просто не понимаю. В общем путь к его дому в полной темноте оказался небезопасным путешествием, отдаленно напомнившим мне, как когда-то мы с ним, рискуя сломать шею, брали ночью Сахрайский перевал.

Но вот мы сидим за столом, вокруг которого привычно хлопочет Анна Емельяновна, маленькая женщина с серьезными добрыми глазами.

Михаил Сафонович просит меня рассказать все, что я знаю о наших общих друзьях и знакомых — научных работниках, которых уже нет в заповеднике и с которыми я недавно виделся в Москве.