Избранное

Разговор заходит о зимней охоте на волков, в этом году не особенно удачной. По словам наблюдателей, здешние волки слишком хорошо знают человека и его охотничьи хитрости.

— Наши волки не боятся следа и запаха человека, — говорит Подопригора. — Они смело вырываются из круга, когда их «обходят», не попадаются на приваду. Этой зимой я сопровождал по заповеднику приехавшего из Москвы специалиста-волчатника. На ночевке он забыл рюкзак. Мы вернулись за ним и увидели по следам, что волки шли за нами по самой тропе. Москвич очень удивился этому и говорил, что здешние волки не так боязливы, как волки из других мест.

— Я вот что скажу, — вмешивается Пономаренко — когда волк попал в капкан и выбрался оттуда, он идет на стрихнин. Раненый, он теряет осторожность, а здоровый покружится пять-шесть раз и не берет, уходит. Стрихнин тоже дело такое: с ним надо быть осторожным. Когда ты заложил отраву с вечера, так назавтра, чуть свет, иди, выбирай ее, если волк не тронул: иначе сойка раскопает и унесет. Ты сойку и не видишь, а она где-то далеко сидит на верхушке дерева и тебя наблюдает. Ей только раз глянуть, а там уж она всегда отыщет, где что спрятано. Ее не обманешь!

…Сегодня я видел на Гузерипле в одном гурте поросят — гибридов домашней свиньи и дикого кабана. Среди молодняка чистобелого цвета, как мать, резко выделялось несколько поросят «дикой» окраски. При встрече с ними белые братья каждый раз подозрительно обнюхивали их. Один поросенок совершенно как дикий: он весь покрыт ржаво-желтыми полосами и пятнами. Другой — спереди белый, а сзади пестрый — будто составлен из двух различных поросят, разрубленных пополам и затем перепутанных. У третьего — только ржаво-желтое пятно на спине. Оказывается, свинья одного из наблюдателей этой зимой приводила дикого кабана на самую усадьбу Гузерипля.

В пять часов утра мы с Владимиром Николаевичем Степановым отправились на Горелое. Степанов приостанавливается у каждой подозрительной гнилушки, переворачивает ее и щепоть за щепотью терпеливо перебирает сырую холодную труху, добывая жужелиц и златок.

В болотистой, поросшей пихтами и буками низине нас встретил оглушительный крик сотен соек. Их привлек сюда корм. Они шипят и мяукают, как кошки, хрипло каркают по-вороньему, подражают голосам разных птиц.

Над горами раскинулась глубокая и влажная синева. Леса стоят еще сквозные. В тонком переплетении голых ветвей и побегов мелко искрятся желтые цветы кизила.

Шумят и пенятся мутные потоки, стекающие с крутых каменистых стен. Тысячи быстрых ручейков разбегаются во все стороны, унося смытую со склонов почву.

На солнцепеке зеленеет низкая густая щетинка молодой травы и вспыхивают голубые, красные, фиолетовые звезды первоцветов, подснежников, фиалок. В траве среди камней шныряют ящерицы. Над цветами вьются в радужной пляске бабочки, проносятся шмели и пчелы.

Внизу, под нами, в каменном коридоре скачет через пороги, взмахивая гривой, полноводная Белая. Она сейчас действительно белая от пены.

Мы пытались в обход пробраться по крутому скату утеса, нависшего над ущельем Белой, но нас постигла неудача. Я чуть не сорвался в реку и ползком едва выбрался назад, судорожно цепляясь за скользкие корни и поминутно втыкая охотничий нож между камнями. Степанова, кроме того, укусила в руку большая сколопендра — укушенное место побелело и рука распухла. Степанов чувствовал сильную боль, как от ожога.

Переменив направление, мы поднялись напрямик на вершину скалистого хребта и дальше шли гребнем. Наш путь лежит по звериным тропам в густых зарослях рододендрона и буйно перепутанного ожинника. Всюду видны свежие лежки и отпечатки следов диких свиней и косуль. Почки на деревьях кое-где распустились. За сутки стебли цветов и трав стали вдвое выше. В воздухе струится слабый запах фиалки.

Спускаемся по Старой Военной дороге. На коре древней пихты можно еще разобрать глубоко вырезанное участниками кавказских, походов обозначение года — «1862». Дорога давно заброшена, завалена камнями и буреломом, заросла высокой травой, лавровишней и падубом. Ею пользуются только дикие звери. Упавшие на дорогу и перегородившие ее огромные буки и пихты иногда образуют «калитки», сквозь которые пролезают животные поменьше. Крупные звери просто перепрыгивают через препятствие. В местах таких лазов и переходов кора на мертвых стволах сверху сбита копытами, а снизу вытерта спинами пробиравшихся здесь кабанов, оленей и коз.

Владимир Николаевич очень доволен прогулкой. Сегодня он собрал интересную коллекцию усачей. Они сейчас, так же как и жужелицы, лежат оцепенелые в гнилых пнях и под корой деревьев.

Гузерипль — Малчепа, 25 апреля

Рано утром вышли втроем: младшие наблюдатели Пастухов и Подопригора и я. Идем вверх по реке Машчепе почти отвесным левым берегом.

Уже перевалили через три высоких хребта. Дорога очень трудна: крутые кабаньи тропы в непролазных чащах рододендрона, азалии и ожинника. От своеобразного острого запаха листьев рододендрона кружится голова.