Избранное

3.Ликин. Оставь-ка, Феомнест, это неискренние и привередливое лицемерие. Неужели ты недоволен, что судьба дала тебе в удел такую жизнь? Тяжело, по-твоему, проводить ее с прекрасными женщинами и мальчиками, цветущими красотой? Пожалуй, тебе нужно будет обрядами очиститься от этой тяжкой болезни: ведь это ужасный недуг. Неужели же ты, болтая весь этот вздор, потому не будешь считать себя счастливцем, что не дал тебе бог в удел ни грязного земледелия, ни скитаний купца, ни жизни воина, всегда готового к сражению, что занимают тебя лишь блестящие палестры, яркие одежды до пят, украшенные пурпуром, да, кроме того, еще уход за твоими искусно причесанными волосами? Что же до любовных влечений, то тут сами муки приятны нам, и зуб страсти кусает сладко: домогаясь, ты надеешься, а достигнув, получаешь удовольствие, и равное наслаждение несут настоящее и будущее. И только что, когда ты рассказывал о длинном, словно у Гесиода, списке423 тех, кого ты любил с самых давних времен, страстно увлажнились твои веселые глаза, а голос стал совсем как у дочери Ликамба,424 тонким и нежным; по одному твоему виду было ясно, что ты любишь не только своих возлюбленных, но и воспоминание о них. И если пропустил ты что-нибудь в своем плавании по странам Афродиты, не скрывай этого и принеси Гераклу беспорочную жертву.

4.Феомнест. Да нет, Ликин, ведь этот бог — пожиратель быков, и, как говорят, жертвы без дыма меньше всего доставляют ему удовольствие. Но раз мы (решили почтить его ежегодный праздник рассказами, то хватит с нас моих повестей, которые я с самого утра нанизываю одну за другой: пусть и твоя Муза отбросит обычную серьезность и весело проведет с этим богом весь день. Будь для меня беспристрастным судьей (ведь тебя, как я вижу, не влечет ни та, ни другая страсть): кого ты предпочитаешь — тех ли, кто любит мальчиков, или тех, кому доставляют наслаждение женщины. Сам я подвержен обеим страстям и, как стрелка точных весов, колеблюсь одинаково в сторону обеих чаш; ты же — лицо незаинтересованное, решение твое неподкупно, рассуди и выбери, что лучше. Отбрось, мой друг, всякую ложную скромность и вынеси такое решение, какое подскажет тебе расследование моих любовных увлечений.

5.Ликин. Неужели ты, Феомнест, считаешь такое рассуждение праздным и смешным? А ведь оно обещает и мало серьезного. Я уже брался однажды решать этот вопрос без подготовки и знаю всю его важность, особенно с тех пор, как услышал, как двое мужчин ожесточенно спорили об этом; воспоминание о них до сих пор живо сохранилось у меня. Их разделяли не только речи, но и желания. Оба они не походили на тебя: ведь ты благодаря твоей непритязательности получаешь двойную плату, как тот, кто без сна пасет

Днем белорунных баранов, а ночью быков круторогих.

Из них же один получал необыкновенное наслаждение от мальчиков и женские ласки считал погибелью, другой, чуждый любви к мужчинам, испытывал страстное влечение к женщинам. Я был судьей в этом состязании двух боровшихся страстей и получил от него такое удовольствие, что и сказать не могу. Их слова запечатлелись у меня в ушах так, как будто они только что были сказаны. Поэтому, отбросив прочь все поводы, по которым ты можешь меня упрекнуть, я в точности перескажу все, что слышал от обоих.

Феомнест. А я встану отсюда и сяду против тебя чтобы

Ждать Эакида, пока песнопения он не окончит,425

а ты мерно повествуй о старинной славе любовного спора.

6.Ликин. Когда я задумал плыть в Италию, для меня снарядили быстроходный корабль, из тех судов с двумя рядами весел, какими, кажется, пользуются больше всего либурны — народ, что живет возле Ионийского залива. Едва получив возможность ехать, я поклонился всем отечественным богам и, призвав Зевса — Покровителя странников, чтобы он благосклонно помог мне в плавании на чужбину, выехал на паре мулов из города к морю. Обняв провожающих — а шла за мною толпа людей, которые, упорно желая учиться, постоянно бывали возле меня и теперь с большой тоскою ожидали прощания, — взошел я на корму и расположился возле кормчего. Когда вскоре усилиями гребцов отошли мы от земли и дуновения ветра стали, как пастухи, подгонять нас вперед, мы поставили посреди судна мачту и на ее вершине укрепили рею. Потом мы распустили паруса, собранные вокруг деревянных брусьев: понемногу заполнилось полотно, и мы полетели с таким, я думаю, свистом, с каким летит стрела; только волны тяжело шумели вокруг разрезавшего их носа корабля.