Избранное

16. Итак, Протей вторично отправился скитаться. Хороший источник для покрытия путевых издержек он имел в лице христиан, под охраной которых ни в чем не ощущал недостатка. Такое существование он вел в течение некоторого времени. После какого-то проступка по отношению к христианам, — кажется, заметили, будто он ест что-то у них запрещенное, — они перестали его допускать в свое общество. Оказавшись в стесненном положении, Перегрин решил затянуть другую песню и потребовать от города возврата имущества. Поэтому он подал прошение и ходатайствовал, чтобы император распорядился вернуть имущество. Но и город со своей стороны отправил посольство к императору, и Протей ничего не добился: ему было приказано соблюдать то, что он однажды решил по своей доброй воле.

17. При таких обстоятельствах Перегрин пустился в путь в третий раз — теперь в Египет к Агатобулу. Там он стал заниматься удивительными упражнениями в добродетели: обрил половину головы, мазал лицо грязью, в присутствии многочисленной толпы народа вызывал в себе половое возбуждение (киники называют это безразличным), а также тростью сек чужие задницы и свою подставлял для сечения; кроме того, проделывал множество других, еще более нелепых вещей.

18. Воспитав себя таким образом, Перегрин отплыл оттуда в Италию. Лишь только он сошел с корабля, как сразу же начал поносить всех, а в особенности императора,127 зная, что он очень кроток и необидчив, так что можно это делать безопасно. Император, как и подобает, мало заботился о его бранных словах и не считал возможным наказывать за речи кого-либо, прикрывающегося философией, в особенности если хуление избиралось ремеслом. Но слава Перегрина увеличивалась даже от таких вещей: за свое безумие он пользовался уважением необразованных людей. Наконец городской префект, человек умный, выслал Протея, когда тот перешел меру; при этом он сказал, что городу не нужен подобный философ. А впрочем, и это послужило для славы Протея, и у всех на устах было имя философа, изгнанного за свободоречие и беззаветную правдивость. В этом отношении Перегрина сопоставляли с Мусонием, Дионом и Эпиктетом,128 а также другими, которые испытали подобную же участь.

19. После этого, прибыв в Элладу, Протей то поносил элейцев, то убеждал эллинов поднять оружие против римлян, то злословил о выдающемся по образованию и по значению человеке129 за то, что тот, помимо других оказанных Греции благодеяний, провел воду в Олимпии и устранил мучительный недостаток воды среди собирающихся на празднества: Перегрин говорил, что он изнежил эллинов и что зрители Олимпийских игр должны уметь переносить жажду, хотя бы многие из них и умирали от лютых болезней, которые до сих пор свирепствовали вследствие недостатка воды и скученности народа. И это он говорил, сам пользуясь той же водой. Все жители сбежались и чуть было не побили Протея камнями, но этот благородный муж искал убежища у алтаря Зевса и там нашел спасение от смерти.130

20. На следующей же олимпиаде131 Протей прочел перед эллинами речь, которую сочинил в течение четырех промежуточных лет. Речь эта содержала похвалу лицу, проведшему воду, а также оправдание своего тогдашнего бегства. Будучи у всех в пренебрежении и не пользуясь прежней славой (все его выходки уже надоели), Протей не мог придумать ничего такого, чем бы поразить воображение окружающих и заставить их обратить на себя внимание, о чем он страстно заботился. Наконец Протей придумал эту затею с костром и после предыдущих игр немедленно распустил среди эллинов слух, что он сожжет себя во время теперешних празднеств.

21. И вот сейчас, как говорят, он осуществляет свою забавную затею: роет яму, носит дрова и обещает при этом проявить какое-то небывалое мужество. А по моему мнению, первой его обязанностью было подождать прихода смерти, а не удирать от жизни; а если он уже бесповоротно решил избавиться от нее, во всяком случае следовало не прибегать к помощи огня и трагической обстановки, а избрать другой какой-нибудь способ смерти, благо этих способов бесчисленное множество. Но пусть ему нравится огонь, напоминающий о кончине Геракла, — почему бы ему втихомолку не избрать покрытую лесом гору и не сжечь себя там, взяв в качестве Филоктета хотя бы вот этого Феагена. Но нет, он хочет зажарить себя в Олимпии среди многолюдного празднества и чуть ли не на сцене. Впрочем, клянусь Гераклом, это вполне заслуженно, если только отцеубийца и безбожники должны нести наказание за свои преступления. Поэтому, пожалуй, Протей слишком поздно все это проделывает. Чтобы получить достойное возмездие, ему следовало уже давно броситься в чрево быка Фаларида,132 а не подвергать себя мгновенной смерти, раскрыв рот на огонь. Ведь многие уверяют, что нет более быстрого способа смерти, как от огня: стоит открыть рот — и ты мертв.