Избранное

– Я не врач, – говорит она тихо. – Но я борюсь за жизнь своего мужа, больше некому в этой стране.

Они – эти женщины – сохраняют для нас наших гениев.

Потеряем их – уйдут и их мужья, люди конкретного результата.

Останутся трескучие бессмысленные политики и несколько олигархов, личная жизнь которых уже никого не интересует. Они ее вручают в совершенно чужие руки. Вопрос только в том, станет ли иностранная медсестра за большие деньги временно любящей женой.

Конечно, в редкий и короткий период телевизионного полового возбуждения мы прощаем всё очаровательным ягодицам, даже их головки, их песенки, их всяческие бедрышки, их гордость: «Мой муж тоже модель…»

Они правильно, они верно торопятся.

В тридцать лет останутся только ноги, в сорок – глаза, в сорок пять уплывет талия, в пятьдесят всплывут отдельные авторши отдельных женских детективов, в пятьдесят пять – борцы за присутствие женщин в политике, а в шестьдесят исчезнут все.

Хотя именно эти, исчезнувшие женщины, создают королей и полководцев.

Они второй ряд в политике.

А второй ряд в политике – главный.

Они оценивают юмор, живопись, архитектуру и все сокровища мира, а значит, и оплачивают их через своих мужей.

Я этим летом на одном благотворительном концерте увидел их. Я увидел исчезнувшее в России племя, племя пожилых дам – стройных, красивых, в легких шубках и тонких туфлях. И их мужчин, чуть постарше.

Это была толпа 60–65–70–80–85-летних.

Они хохотали и аплодировали. Они танцевали и играли в карты.

Они заполняли огромный зал с раздвижной крышей.

Это были не олигархи, не министры, не короли.

Это были женщины, лица которых составляют герб Франции.

Воспоминание

– Вы будете жить у нас только до тринадцатого, – объявила нам администратор.

Мы, надеясь на что-то, вселились двенадцатого.

Тринадцатого утром нам принесли извещение, что мы должны покинуть гостиницу.

С утра мы сели за телефон.

С утра мы развили судорожную деятельность.

Через мужа знакомой договорились с инженером соседнего ресторана о том, что он пойдет к нашему директору и будет его уговаривать.

Инженер сказал:

– Понимаете, ему сейчас трудно. Понимаете почему? У него же делегаты. Но два этажа у него как раз будут свободны. Но от этого еще трудней. Понимаете почему? Потому что начальство велит ему вселять своих. А куда? У него всего два этажа. Лучше бы их вообще не было. Понимаете? А они знать ничего не хотят. Понимаете? Я зайду к нему, вы здесь постойте.

Через час он вышел навеселе.

– Вы надолго хотите?

– Дней на семь.

Через час он вышел, шатаясь.

– Вы где, в шестьсот третьем?

– В шестьсот двадцать третьем.

Через два часа он постучал в дверь изнутри кабинета директора.

– Да, да, – сказали мы из коридора.

– С ним надо еще выпить. Он хорошо переносит алкоголь. Купите много и занесите.

Мы купили и занесли.

Директор нас обнял. Выпили. Поцеловались. Познакомились. Сыграли «Авас», «Склад», «Раков».

Он хохотал: – Живите. Все в порядке.

Дыша директорским перегаром, мы втиснулись в окошко администратора.

– Мы хотим заплатить. Леонтий Михайлович вам говорил?

– Ничего он мне не говорил. Вы выселяетесь.

И дыроколом толкнули Р. Карцева в лицо.

К концу дня мы нашли директора.

– Как же? Она говорит: «Выселяйтесь». А Вы сказали, что Вы ей сказали.

– Живите, живите. Мы вас трогать не будем.

День мы прожили.

На следующий день мы пытались оплатить.

– Вы из какого номера? Шестьсот третьего?

– Шестьсот двадцать третьего.

– Вы выселяетесь!

– Так как же? Директор нам говорил, что он вам говорил…

– Ничего он нам не говорил. Сегодня суббота. Он уже ушел домой. А вы выселяетесь. Собирайте вещи. Вы давно выселены.

– Так как же? Директор нам говорил, чтобы мы сказали вам, что он вам сказал, что он говорил…

– Ничего он нам не говорил. Сегодня суббота. Он уже ушел домой. А вы выселяетесь. Собирайте вещи. Вы давно выселены.

– Так как же? Куда мы пойдем?

– Всё! С вещами на вокзал!

Через нашего инженера мы узнали фамилию директора. Узнали его адрес. Но на поездку к нему не было сил и желания пить. Пусть выселяют. Куда идти? Пошли в кино. К вечеру вернулись… Живем… Утром живем… Вечером живем… Пошли платить.

– Никакой оплаты. Вы выселяетесь.

Вернулись… Живем… Четверг, пятница – живем… Не платим… Живем… Командировка кончилась… Пошли платить… Нам сказали, что мы выселены еще с тринадцатого числа. Какая может быть оплата? Вон!

Мы напились в восторге и уехали.

Какая, блин, была страна!..

Эльдару Рязанову

Эльдар Александрович!

Не знаю, что-то есть в нашей жизни, в этой пыли, в этой грязи такое очаровательное, такое приятное, что вызывает тоску по Родине прямо у живущих в ней.

Сегодняшняя жизнь – для всех загадка.

Всё странно. Всё непонятно.

А посредине живем мы.

Смотрим вокруг глазами идиота.

Вроде нравится… Авто, магазины, огни, дома…

Но мат, но порнуха, но грязь…

Мы никогда не знали, что у мужчин и женщин главное – тело.

Ну, коли сегодня мозги не главное – население как-то отошло в сторону.

Как-то свежим дыханием и торчащей грудью мы никогда не отличались.

Если что-то торчало за пазухой – это был ворованный водопроводный кран или банка кофе.