Избранное

Мрачный, сидел он в кухне на скамейке. Даже сознание того, что сейчас ему полагалось бы работать в саду, не очень его беспокоило. «Лайош, о печке я должна заботиться?» — вторглась в его угрюмые раздумья Тери. Со вчерашнего дня печка была на попечении Лайоша. Дом надо было отапливать при открытых окнах, чтобы, пока не переедут дети, стены более менее успели высохнуть. Инженер, проектировавший систему отопления, долго объяснял женщинам устройство необычной печки, однако справиться с ней они так и не смогли. И уже совсем было пришли в отчаяние: похоже было, что отопления этой зимой не будет. Позвали советоваться и Лайоша, и тот, словно крестьянский сын из сказки, взялся растопить заколдованную печь. Он доверху наполнил чугунное чрево коксом, так, что пламени и не видно было. Сначала дал туда много воздуху, чтоб уголь хорошо разгорелся, потом оставил маленькую щель — пусть тлеет потихоньку. Чугунному зверю метод его пришелся по душе, и Лайош стал постоянным его кормильцем. «Да прислушивайтесь там, о чем они говорят», — наказывала хмурому Лайошу, когда он потопал в комнаты с ведром угля, Тери, которая сама была достаточно благовоспитанна, чтоб не соваться к господам в такой неподходящий момент. «Ладно, на граммофон все запишу», — буркнул в ответ Лайош; однако, мешая в топке уголь и доводя его до красного каления, все же прислушивался к разговору у письменного стола. Барин, оторвавшись от бумаг, тем замогильным голосом, который передразнивала Тери, говорил: «Что же, таким образом, получается? Этот дом нас на пять-шесть лет закабалит. Если мы хотим его сохранить, то от всего прочего придется отказаться». — «Бог не оставит нас», — отвечала хозяйка, возводя глаза к потолку, словно собралась тут же начать молиться. «Видали мы таких закабаленных, перед которыми все на задних лапках ходят», — подумал Лайош и с такой злостью сунул кочергу в пасть зверя, что тот поперхнулся, обдав его дождем сажи и искр. «Ну как, договорились они там до чего-нибудь?» — допрашивала его в кухне Тери. «Закабаленные они будут теперь, — ответил Лайош. — Барин печь станет топить, а я буду сидеть возле печи и книги его читать». — «Фу, противный!» А когда Лайош оказался около окна, вскрикнула: «Господи, что с вами такое? Брови опалили, и все лицо в саже!» Тери любила подобные развлечения и теперь, хихикая, вертелась вокруг Лайоша. Она во что бы то ни стало хотела показать Лайошу его пострадавшую физиономию и достала из шкафа осколок зеркала. «Поглядите-ка на себя, Лайош!» Но тот, вместо того чтобы разглядывать свое испачканное сажей красное лицо, сердито отвернулся и, когда Тери продолжала к нему приставать, вышиб у нее из рук зеркальце, жалобно звякнувшее на каменном полу.

Барин, уходя, заглянул в кухню и в бельевую, где среди ящиков с книгами тихо сидел Лайош. «Сад тоже в копеечку влетит, пока из него что-то выйдет», — сказала барыня, показывая в окно, в сгущающиеся сумерки. «Ничего, что-нибудь выйдет. Я сам им займусь», — ответил барин. «Сделаю в нем большие террасы», — добавил он, еще раз взглянув в окно на склон. Барыня проводила его до дороги и там подставила ему для поцелуя лоб. Барин сделал вид, что прикоснулся к нему. «Гляди, губы боится обжечь», — проворчал Лайош, уязвленный тем, что барин, зайдя в бельевую, не заметил его. Это так разволновало Лайоша, что он вскочил с ящика и выбежал в прихожую.

Символический поцелуй, по всему судя, не принес губам барина ни малейшего вреда. Барыне же только пошел на пользу. Даже не коснувшись женина лба, Эндре Хорват словно душу живую вдохнул в каждую частицу ее тела, и каждая из этих душ лучилась, радостно смеялась, толкала барыню куда-то. Только теперь, когда муж странным этим поцелуем обезоружил и связал себя, она почувствовала, что дом — действительно ее дом. «Ребятки, нынче мы гуляем, — заявила она и послала Тери к соседям за газетой, в которой было бы написано, что идет в кино. — Хотите верьте, хотите нет, но я с самого лета не была в кино. Лайош, почиститесь немного». И она сунула ему щетку. Но щетка в руке у Лайоша, вместо того чтоб начать двигаться по испачканной раствором куртке, описала в воздухе вопросительный знак. Сам же вопрос за него высказала Тери. «Лайош с нами пойдет?» — «Не жаль его тебе здесь одного оставлять?» «Кто тогда будет дом стеречь?» — «Закроем: замок ведь на двери есть». — «А не боитесь, барыня, за вещи?» — «Ну, украдут так украдут, по крайней мере нас не пристукнут». У Тери нашлись бы еще кое-какие вопросы насчет Лайоша и кино, но барыня ее остановила: «Ну, полно тебе. Пускай бедняге тоже будет радость, мало он кокса за тебя таскает из подвала?» «Не хватало еще, чтобы я сама таскала, если он здесь», — возмутилась Тери, словно таскание угля было обязанностью не прислуги вообще, а человека какой-то самой низкой касты, которой место в подвале. Но против того, чтобы взять Лайоша в кино, она больше не возражала, молча поставила на стол ужин и, пока Лайош яростно тер себя щеткой, тоже вычесала из волос стружки и крошки штукатурки.