Избранное

Александр Бусыгин Избранное

Семья Бесергеневых

Роман

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

1

В июне 1900 года Степан Бесергенев вместе с семьей приехал в Приреченск. За плечами у него, на широком кожаном ремне, висел рундучок с инструментом, в правой руке Степан нес ленточную пилу и фуганок, а левой вел за рубаху мальчонка, то и дело забегавшего вперед.

— Коська, шут немазаный, чего путаешься под ногами? — насупился Степан. Обернувшись назад, он спросил заботливо:

— Не устали, папашка? Может, отдохнуть?

— Еще нет, — крякнул шагавший за Степаном старик, изогнутый в дугу большим узлом, лежавшим на его спине, и еще злей затопал лаптями по грязной дороге.

За стариком, отстав шагов на двести, плелась жена Степана — Елена с ребенком на руках; высовывая из пеленок ножки, он семенил ими, тыкался лицом в грудь матери.

Рядом с Еленой шагал сын Сергей, одетый, как и дед, в дубленый полушубок. Сергей нес ведра, доверху наполненные разной кухонной мелочью.

Елена, беспокойно озираясь по сторонам, часто укорачивала шаги, прикладывалась к чайничку с водой и тяжко вздыхала:

— Господи, все перегорело внутри…

Когда Бесергеневы вошли в Кудаевку, расположенную на окраине Приреченска, Степан выпустил из рук Костину рубашку, вытер пот с лица подкладкой фуражки и весело сказал отцу:

— Скоро будет квартера, папашка!

— Квартера? — встрепенулся старик и, поправив сползавший со спины узел, прибавил шагу.

Кудаевцы только что отужинали, выходили из дворов, вынося с собой скамеечки, усаживаясь на них, и грызли семечки.

Где-то за постройками ударили в колокол.

Старик Бесергенев поднял голову, увидел выкрашенные медянкой купола церкви, вызолоченный крест, — остановился, снял шапку и трижды перекрестился.

В близлежащем переулке заиграла гармошка. Чей-то тоненький голос запел протяжно и противно:

Милый мой по Волге плавал,
Волга-матушка река-а…
Утонул дырявый дьявол,
Затопляет берега-а…

Старик сплюнул на землю и сердито сказал Степану:

— Срамота какая. К вечерне звонят, а они… Господи, прости мою душу грешную…

Степан никак не отозвался на возмущение отца, чем немало удивил его.

«Может быть, Степан тоже научился песни орать и перестал ходить в церковь?» — встревожился старик и сердито, исподлобья, пристально начал разглядывать сына.

…Степан уже пять лет жил в Приреченске, работая плотником на постройках. В деревню он уезжал только на зиму, когда заканчивались сезонные работы.

В этом году, вскоре после пасхи, Степан получил из дому письмо.

«Дорогой наш сыночек Степан Михайлович. Прогневили мы нашего милостивого господа бога и не знаем, что теперь будем делать и как дойдем до могилы. Мы лишились всех земных благ.

Вся весна и лето оказались сухими. Ходили мы в поле крестным ходом с хоругвями, но ни одного хорошего дождя господь бог, наш кормилец, не послал. Прошел маленький дождичек, а потом хлеб прихватило солнцем, хлеб гниет, и сейчас на полях стоит тяжелый дух. И еще, дорогой наш сыночек Степан Михайлович, у нас такая беда: кто-то сунул огонь в солому солдатки Федорки, случился пожар, и сгорел весь наш порядок. И теперь мы с твоим семейством живем у брата моего, а у твоего дяди. А родительница твоя во время пожара спала на полатях и, когда мы опомнились на другой день и кинулись, то ничего не нашли, и попросили батюшку отслужить панихиду. Как ты звал в город, то мы уже и не знаем, что делать, и обливаемся слезами. Только здесь нечего делать. Ежли продать корову с телушкой и лошадь, то из этого ничего не выйдет, пройдет все так на так. Ежли отдать их брату во временное пользование, то он сможет поправить свое хозяйство. А я, как тебе известно, могу работать по плотницкой части…»

В это время в железнодорожных мастерских шел прием новых рабочих.

— Знать, суждено надолго остаться в городе, — решил Степан и, подав заявление о приеме его в мастерские, поехал на родину, в деревню за семьей.

Неторопливой поступью уходил из села старик Бесергенев: он часто останавливался, перематывал сползавшую оборину лаптей и подолгу крестился на церковь. В поезде слова лишнего не проронил, все время морщинил лоб, недоверчиво оглядывал незнакомых ему людей, которые, однако, были очень похожи на него, и не раз порывался заговорить с ними. Они, как и старик со своей семьей, были окружены рундучками с инструментом, узлами, лежавшими и на полках, и на полу, кое у кого на поясе погромыхивал жестяной чайничек и такая же, только сильнее покрывшаяся ржавчиной, кружка, а у некоторых к поясу были подвязаны новенькие, сплетенные из лыка, лапти.

«И куда этот народ бежит?» — вздыхал Бесергенев и еще ниже клонил голову, наливавшуюся тяжелыми, неповоротливыми думами.

И только в Приреченске, услышав звон церковных колоколов, старик повеселел немного.

Словно откалываясь, падали с колокольни удары; звон зыбко путался в тесных улицах и переулках окраины Приреченска.

— Ну, скоро, што ль, квартера? — нетерпеливо спросил он у Степана.

— Устали, папашка?