Избранное

Однако это было заблуждение. Конечно, в трех измерениях, согласно своей приземленности, простирался зал германских королей, и в трехмерности крестьянских фигур, даже тощих как жердь, не говоря уж о толстопузых, сомневаться не приходилось; головы-шары и животы-шары, призмы тел, кубы задов и руки-трубы наполняли призму помещения, которое возвышалось, вставало на дыбы на световых конусах; и однако же из всех этих трехмерных изображений, именно из-за того, что они так однозначно узнавались как трехмерные, росла их многомерность, и все, кто там сидел, все они транспонировались вместе с их застольями и их торговлей, их криками именно через все это в космически проникающее напряжение: земные крестьянские тела — земными крестьянскими телами они и оставались и все-таки уже не были ими, не смогли бы никогда больше стать, даже тогда не смогли бы, если бы из их здешней безбожной неестественности были возвращены к своему естеству, к работе на земле, склоненной к земле работе за плугом и бороной, к своим заботливым делам в хлеву и к осмотрительности своего богоугодного воскресного отдыха. Зритель изменился и не может более видеть их такими, какими они были раньше, они и сами изменились и не могут воспринимать себя такими, какими были раньше: одно вытекает из другого, и кто хочет вспоминать, должен найти новый способ воспоминаний, тоже изменившихся. А. не помогло бегство сюда, он не нашел здесь Мелитту.

Зато нетронутым осталось воспоминание о Хильдегард, хотя уж оно-то никак не подходило к жаркому и картофелю и ко всем здешним плебейским развлечениям.

Может быть, это и был новый вид воспоминаний в многомерности? Хильдегард была странным образом связана с садом позади дома, с вокзальной площадью, даже идентична им, но, уж во всяком случае, ее нельзя было представить как сожительницу, она никогда не была его любовницей и никогда ею не станет одна мысль об этом его страшит, — так что это просто абсурдно, что он вспоминает ее вместо Мелитты, да, просто абсурдно! И вдруг он понял: у кого распадаются измерения бытия, у того отнимается и это — возможность когда-нибудь снова спать с женщиной. Это и есть будущее состояние человечества, то есть его конец? Его смерть через познание? Не на этом ли основывается двойственное положение человека, конечно, только западного человека, и в особенности немца, — относительно познания, которое для него сразу выигрыш жизни и выигрыш смерти, соблазн и ужас? Не на этом ли основывается зловредность Запада? Ну, как-нибудь человек все же спасется от этой дилеммы; он не даст так уж быстро лишить себя сонливости, и он точно так же адаптирует ее к новому познанию, как поневоле приспособит и свою память. Только для сегодняшнего мгновения в мире это дилемма, только для него это опасность уничтожения бытия, только в это мгновение было бы уместно бежать с Мелиттой. Бегство? Не в Африку ли? А. медленно пьет пиво из глиняной кружки, всерьез размышляя, не взять ли еще одну. Бегство от распада бытия? Бегство сюда не удалось, Мелитта исчезла, в то время как Хильдегард легко отзывалась в памяти. Он в качестве компромисса закажет себе полкружки; бегство — трудное дело.

И, словно в подтверждение, среди плебейского шума возникает Хильдегард. А. не удивляется.

Быстрыми шагами прошествовала она к залу первого класса, а так как там было пусто, обвела взглядом германский зал; А. встал, чтобы она его увидела, и она его заметила; несколько угловатой, но легкой походкой прошла к нему.

— Здесь слишком шумно, — сказала она, — расплатитесь и пойдем в зал ожидания. — Когда они туда перешли и уселись на стульях, обтянутых черной кожей, она объяснила: — Я заметила с балкона, что вы направились к вокзалу; не надо обладать большой фантазией, чтобы догадаться, что вы здесь. Я хочу поговорить с вами без свидетелей.

А. был убежден, что его будут упрекать за два ночных визита Мелитты, и он вооружился против этих упреков. Но Хильдегард сказала:

— Значит, вы приобрели Охотничий домик?

Это он мог только подтвердить.

— И вы действительно пригласили туда мою мать?

И это можно было только подтвердить.

— А почему вы не предупредили меня об этом заранее?

— Я только сегодня утром довел все до конца.

— И тотчас поспешили к моей матери… Я считаю это настоящей бестактностью. Она очень разволновалась, и вы должны были бы ее от этого избавить.

— Госпожу баронессу несколько смутил мой предполагаемый отъезд, и именно это я хотел загладить моим приглашением.