Избранное

На все времена! Цезарь закончил свою речь, взгляд его был устремлен вдаль, туда, где уже не существовало ни времени, ни пространства, где лишь простиралось в незримых очертаниях римское государство через все ландшафты земли, еще не осиянное, но уже напоенное светом, уже чреватое им. Таинственно утекало время, при всей своей пустоте наполненное гулким громом, то гремели копыта коней Посейдона, и вдаль уносился поток без вод и без берегов; замирая, журчал фонтан в стене, будто готовый вот-вот иссякнуть. Ожидание нависло над миром.

— В растущем благочестии людском воплощается время, о Август, в нем вызревает царство, неподвластное земной власти и земным установлениям, а они остаются лишь в пределах символа. Но царство это — зеркало творенья, в нём воплощающегося, и потому оно станет реальностью; и реальностью станут твои дела в растущем благочестии людском, к коему ты указал путь.

Затерявшийся в далях взгляд Августа снова будто придвинулся вплотную.

— Я восстановил жреческую коллегию Тита и гадание о благе государства, я собираюсь возобновить празднества в честь Лукулла, я повсюду возрождаю добрые старые народные обычаи, те благочестивые торжественные обряды, коими наши праотцы подкрепляли свою веру. То угодно богам, угодно народу, и в том была также благочестивая праведность твоего Энея, несгибаемо верного памяти Анхиза, памяти отца. Вот так и наш народ, памятуя о моем божественном отце, коего я оказался достойным, вручил мне бразды правления; в моих деяниях он распознал чаемую им веру отцов и выбрал меня своим воплощением, воплощением народной власти, не только вверив мне полномочия трибуна, но и облекши меня верховными жреческими правами, символическим саном верховного защитника веры. Римское благочестие не нуждается в новом росте; оно пребывало и пребывает искони, подобно римским богам, коим оно служит, и его просто надобно обрести снова.

— О Август, ты, познавший впервые смиренное благочестие человеческого удела в покорности отцовской воле, ты, во имя божественного отца своего ставший могучим заступником веры, так что любовно покорствует тебе народ и ни один святотатец не дерзнет более посягнуть на завещанный богами и тобой возрожденный порядок, — о Август, даже исконное благочестие народа, равно как и твое собственное благочестие, простирается много дальше сонма олимпийских богов, много дальше славного круга отцов, ибо благости прародителя взыскует благочестие, на его благовещение оно уповает, на то, что препоручит он слово свое и творение свое смиренно уповающему сыну…

— Богом-хранителем моего дома был Аполлон, бог солнца и бог земли в едином лице, и он, зиждитель согласия и порядка, избавитель от всех бед, — он есть сын Зевса, небесного нашего отца и владыки. Вся ясность — от него.

И тут снова послышался голос раба; из немалого отдаления донесся он, сухой и четкий, как пергаментная строка: «Даже и сам Зевс покорствует судьбе как служитель ее; но превыше того, за всеми пределами, там, где неизреченнейший свет затмевает всякую мысль, там в неизбывном и вечном служении покорствует сама судьба, покорствует ему, непостижнейшему из непостижнейших, ему, чье имя запретно для нашего языка».

В раздумье стоял Цезарь, прислонившись к косяку окна, и тихо стало кругом. Все пока еще пребывало в недвижности, но блеклость света будто отступила, свет вновь обрел форму и плоть, вновь готовясь преобразиться в солнцеликого льва, охраняющего пределы, в могучего льва с сильными и мягкими лапами, что придет и ляжет к ногам смиренного укротителя. Замирало постепенно сотрясение земли, утихомирился Посейдон, на убыль шло солнечное затмение.

— Из всякой ясности рождается новое благочестие, о Август.

— Но наше благочестие должно вести к ясности.

— Кто благочестив, Август, тот уже осенен знанием; он памятует о заповедях прародителя, и потому память его способна говорить и с тем, кто грядет, хоть шагов грядущего он еще не слышит, и он любовно приносит ему дань любви и служения, хоть повеление к тому еще и не достигло до него; он призывает недоступного зову и зовом своим создает его… Благочестие — это знание человека об избывности неизбывного его сиротства; это зрение слепого, это слух глухого, ибо благочестие есть мудрость простодушных, познание в простоте и сирости… Из благочестия людского родились боги, и в служении богам люди обретают познание вечной любви, той любви, что превыше смерти и превыше самих богов… благочестие, возвращение из глубин… исчезнет все безумие, все неистовство… и воцарится истина, несущая познание… да, это и будет торжество благочестия и смирения.