Наступает вечер, потом ночь. На небе ярко светит луна и поблескивают звезды. Приморозило, так что лыжня отличная. Учения наконец начались, и дан приказ бесшумно продвигаться марш-броском вперед. В разные стороны уходят дозоры. Лыжники долго тянутся вдоль дороги, потом останавливаются. Солдаты отдыхают, опершись на лыжные палки, офицеры изучают карты. Снег поскрипывает под лыжами, когда кто-то переступает с ноги на ногу, то и дело раздается приглушенный смех или шепот. Но вот офицеры начинают негромкими голосами отдавать приказы командирам взводов и отделений, серьезно, словно речь идет о настоящем деле. Необходимо прикрыть тот-то и тот-то участок. Туда-то надо выставить караул, туда-то послать подвижные дозоры, а вон там разместится штаб.
Партии солдат одна за другой растворяются в сумраке тихой морозной ночи.
Из скаток достаются порыжевшие, на рыбьем меху, шинели и натягиваются на плечи. В разных концах леса стоят, притопывая окоченевшими ногами, солдаты прислушиваются к потрескиванию мороза и поглядывают на звезды. Разные мысли лезут в голову. Когда мороз пробирает до костей, на ум приходит невероятное: а ведь мы на войне. И за каждым кустом — враг, здоровенный мужик, борода лопатой…
Трех человек отобрали в патруль. Солдаты выслушали приказ — и на лыжи. Им было приказано осуществлять связь между двумя унтер-офицерскими дозорами, а путь между ними неблизкий: вдоль большой реки, через поляны и перелески. Командиром патруля был назначен молодой капрал, весельчак и матерщинник.
— Ну раз угодил в начальство, перво-наперво надо позаботиться об удобствах. Пусть не думают, что голодные и холодные будем считать звезды над головой. Да и ботинки выдали такие, что больше одной портянки не влазит. Не собираюсь отмораживать себе ноги. Отыщем сейчас в лесу какую ни есть избенку и отдохнем как следует…
Остальные засомневались.
— Если попадемся, то дешево не отделаемся…
— А мы не будем попадаться. Не бойтесь, мне не впервой. Учтите, я уже второй год в армии, не какой-нибудь там приготовишка. Все экзамены прошел…
Через несколько километров набрели на избушку, стоявшую одиноко на небольшой полянке посреди низкорослого леса. Стучать пришлось долго: хозяйка — а мужчин в доме не было — открыла не сразу. Еще некоторое время потребовалось капралу на то, чтобы уломать хозяйку угостить их кофе. Напившись наконец кофе, все улеглись отдыхать, и капрал еще долго объяснял солдатам, что, дескать, попадись им в командиры кто-нибудь поглупее, то и сам бы всю ночь блуждал по лесу, и их заставил бы, и тогда они точно отморозили бы себе не только ноги и носы, но и еще кое-что.
Потом все дружно уснули и проснулись только на рассвете, опять попили кофе и двинулись в путь.
В чистом предутреннем воздухе гремели выстрелы, то и дело раздавались пулеметные очереди.
— Эге, да там идет настоящая война против нашего взводного Тааветти, — сказал капрал.
Потом он припорошил свою шапку и вещмешок снегом и приказал другим сделать то же самое. Дав большой крюк, они попали в свое же отделение, и сержант Тааветти начал настойчиво допытываться, где это действовал патруль в течение всей ночи.
— Ушли, как в воду канули… И, между прочим, вражеская разведка прошла именно через ваш участок.
На это командир патруля бодро объясняет, что не их вина, если они заблудились в совершенно незнакомой местности. Почему им не дали ни карты, ни компаса? Вот и проблуждали всю ночь в темном лесу. Насквозь промерзли и еще на ногах стоят…
Сержант Тааветти грозным голосом обещает, что это им так не сойдет.
Бой продолжается. В зарослях гремят оружейные залпы и сверкают вспышки. Солдаты то бросаются в наступление, то отступают. Только днем удается поесть, К этому времени одни уже окончательно закоченели, а от других валит пар, но и те и другие одинаково устали. Дан приказ почистить оружие и отдыхать.
И тут-то солдаты из ночного патруля узнали от связного, что этой ночью в штабе повеселились на славу. Все большое начальство перепилось и куролесило всю ночь. Новость очень обрадовала их: в таком случае всем этим господам известно о событиях ночи еще меньше, чем им самим. И пускай сержант Тааветти говорит что ему угодно. А они будут в один голос твердить, что заблудились, если об этом вообще зайдет речь.
День клонился к вечеру. Все наелись овсяной каши и получили паек на завтра — хлеб и сахар. Вечером, когда совсем стемнело и мороз усилился, учения возобновились. Караулы — по местам, полная боевая готовность.
Веселый капрал-матерщинник назначен командиром унтер-офицерского дозора, и теперь нечего и мечтать о теплой избушке. Дозор расположился на берегу широкой реки, откуда дует злой ночной ветер и пронизывает насквозь старенькие русские шинели, так что, кажется, даже кости начинают дрожать. Но часовым приходится стоять лицом к ветру и пристально вглядываться в ночную тьму, чтобы не проскользнул по льду противник, похожий на призрак в своем белом маскхалате.