Избранное

Что касается вышеупомянутого документа, PS-3868, то было очевидно, что его составил не Хёсс. В противном случае в нём должно было быть написано не «Понимаю по-английски согласно вышеизложенному», а что-то вроде «Данное заявление было написано мной собственноручно».

На менее крупных процессах над «военными преступниками» (Хадамара (Hadamar), Нацвейлера (Natzweiler) и др.) обычным делом были «признания», полностью написанные почерком следователя на английском языке, в конце которых стояло заявление заключённого на немецком о том, что это его показания и что он полностью удовлетворён их переводом на английский! Встречается и такая формулировка (на английском языке): «Удостоверяю, что вышеизложенное было прочитано мне на немецком, моём родном, языке» (см.: David Maxwell-Fyfe (Д. Максвелл-Файф), «War Crimes Trials», том, посвящённый процессу Хадамара, стр. 57).

Утверждалось, что допрос заключённого проводился в форме вопросов и ответов, после чего вопросы стирались, а ответы допрашиваемого записывались на отдельном листе в виде письменного показания, причём делалось это, как правило, лицом, отличным от следователя, проводившего допрос.

В Бельзене, например, все письменные показания были подписаны одним и тем же лицом – майором Смолвудом (Smallwood). На этом процессе, подсудимыми на котором были служащие Берген-Бельзена и Освенцима, адвокаты защиты (англичане и поляки не из числа коммунистов), назначенные судом, разрушили все пункты обвинения, включая «селекции для газовых камер», но их доводы были отвергнуты на том основании, что непреднамеренные заявления и устные и письменные слухи принимаются «не для того, чтобы осудить невиновного, а для того, чтобы осудить виновного» («Law Reports of Trials of War Criminals», Т. 2 (этот небольшой том стоит прочесть целиком)).

После того, как специальный служащий составлял письменное показание, последнее вручалось заключённому в окончательной форме для подписи. Если заключённый не подписывал показание, оно всё равно представлялось суду в качестве доказательства.

Выражаясь на жаргоне процессов над «военными преступниками», возражения могли делаться только в отношении «веса» документа, а не его «допустимости».

Примером неподписанного письменного показания, якобы принадлежащего Хёссу, является документ NO-4498-B. Буква «B» означает, что документ является «переводом» (с машинописной подписью) «оригинального» документа NO-4498-A, составленного на польском языке и будто бы подписанного Хёссом. Существует ещё документ NO-4498-C на английском языке. К показанию B, так называемой «верной копии», показания A и C не прилагаются.

Приводимый Ширером документ PS-3868 трижды подписан в английской редакции, но ни разу – в версии, «переведённой» на немецкий три дня спустя. В документе имеется небольшое изменение, подписанное инициалами Хёсса (с малым «h»), а также целое предложение, полностью написанное почерком следователя (это можно легко увидеть, сравнив хотя бы заглавные «W») и не подписанное инициалами Хёсса. В первом случае инициалы призваны служить доказательством того, что Хёсс «прочёл и исправил» документ. Что же касается предложения, написанного от руки, то в другом месте оно опровергается (XXI 529 [584]).

Когда письменное заявление вручалось заключённому, оно нередко было существенно исправленным, в результате чего появлялись две или больше версий одного и того же документа. В подобных случаях приводилось самое длинное показание, а более короткие версии «утеривались».

Примером подобного может служить документ D-288, на который Ширер также ссылается в своей работе, – письменное показание под присягой Вильгельма Йегера (Wilhelm Jäger; смотри главу «Альберт Шпеер» настоящей работы). Йегер сообщил суду, что он подписал 3 или 4 копии одного и того же документа, который был намного короче. Самая короткая версия была поначалу представлена в деле против священника Круппа, ещё до того, как с того были сняты все обвинения. Что же касается самой длинной версии, то перевод на английский в ней датируется числом, предшествующим дате подписания «оригинала».

Появление Йегера в суде стало настоящим провалом для обвинения, но об этом поспешили забыть (XV 264-283 [291-312]). Вообще, если человек, подпись которого стояла под письменными показаниями (представленными обвинением), давал показания в суде, те неизменно противоречили его письменным показаниям, однако все противоречия попросту игнорировались.