Избранное

— Насколько я знаю, никаких. Возможно, миссис Теобалд и решилась на что-нибудь определенное, но мне ничего не известно.

— Я имела в виду вас, решились ли вы на что-нибудь определенное?

— Ребенок нам не родственник, — заметил Филип. — Вряд ли от нас требуется вмешательство.

Мать бросила на него нервный взгляд.

— Бедная Лилия была мне когда-то почти дочерью. Я понимаю, что хочет сказать мисс Эббот. Но обстоятельства теперь изменились. Всякая инициатива должна исходить от миссис Теобалд.

— Разве миссис Теобалд не получала всегда инициативу из ваших рук? — спросила мисс Эббот.

Миссис Герритон невольно покраснела.

— В прошлом я действительно давала ей иногда советы. Нынче я не считаю себя вправе ей советовать.

— Так, по-вашему, для ребенка ничего нельзя сделать?

— Вы необычайно добры, проявляя такой неожиданный интерес к нему, — вмешался Филип.

— Я виновата в том, что ребенок появился на свет, — ответила мисс Эббот. — Неудивительно, что он меня интересует.

— Дорогая Каролина, — заключила миссис Герритон, — не надо слишком много размышлять на эту тему. Кто старое помянет… Ребенок должен волновать вас еще меньше, чем нас. А мы о нем даже не упоминаем. Он принадлежит к другому миру.

Мисс Эббот, ничего не ответив, встала и направилась к двери. Ее необыкновенная серьезность встревожила миссис Герритон.

— Разумеется, — добавила она, — если миссис Теобалд придумает какой-то приемлемый выход, а я, признаться, на это неспособна, то я попрошу у нее позволения присоединиться к ней ради Ирмы и разделить с ней издержки.

— Пожалуйста, в таком случае дайте мне знать, я тоже хочу принять участие в расходах.

— Дорогая моя, зачем вам тратиться? Мы не можем этого допустить.

— Если она ничего не предпримет, тоже, пожалуйста, дайте мне знать. Дайте мне знать в любом случае.

Миссис Герритон сочла себя обязанной поцеловать ее на прощание.

— Девица с ума сошла, что ли? — взорвался Филип, как только та удалилась. — В жизни не видел такой потрясающей наглости. Ее надо бы хорошенько высечь и отослать в воскресную школу.

Мать промолчала.

— Разве ты не поняла? Она же угрожает нам. От нее не отделаешься ссылками на миссис Теобалд, она не хуже нас с тобой знает, что та — пустое место. Если мы не будем действовать, она устроит скандал, станет говорить, что мы бросили ребенка на произвол судьбы и прочее. Это, естественно, ложь, но она все равно будет так утверждать. Нет, у милой, приятной, рассудительной Каролины Эббот положительно винтиков не хватает! Я заподозрил это в Монтериано. В прошлом году в поезде у меня тоже возникли кое-какие подозрения. И вот теперь они подтверждаются. Молодая особа не в своем уме.

Мать по-прежнему молчала.

— Хочешь, сейчас же пойду к ней и задам ей перцу? Я бы с удовольствием.

Тихим, серьезным тоном, каким она не говорила с ним давно, миссис Герритон произнесла:

— Каролина вела себя дерзко. Но в том, что она говорит, есть доля истины. Хорошо ли, чтобы ребенок рос в таком месте и с таким отцом?

Филипа передернуло. Мать явно лицемерила. Когда она бывала неискренна с чужими, Филипа это забавляло, но неискренность по отношению к нему действовала на него угнетающе.

— Будем откровенны, — продолжала она, — на нас все-таки тоже лежит ответственность.

— Не понимаю я тебя. Только что ты говорила прямо противоположное. Что ты замышляешь?

В один миг между ними выросла глухая стена. Они перестали быть согласными единомышленниками. Миссис Герритон заняла какую-то позицию, которая была то ли выше, то ли ниже его понимания.

Его замечание задело ее.

— Замышляю? Я обдумываю, не должна ли я усыновить ребенка. Неужели это недостаточно ясно?

— И эти размышления — результат нескольких идиотских высказываний мисс Эббот?

— Именно. Я повторяю, поведение ее неслыханно дерзко. И тем не менее она указала мне на мой долг. Если мне удастся отнять дитя бедной Лилии у этого отвратительного человека, который сделает из мальчика паписта или язычника и уж непременно развратника, то я этого добьюсь.

— Ты говоришь, как Генриетта.

— Ну и что? — Ее, однако, бросило в краску от этого оскорбления. — Можешь даже сказать — как Ирма. Девочка оказалась проницательнее нас всех. Она мечтает получить братца. И она его получит. На этот раз я действую под влиянием момента, ну и пусть.

Филип не сомневался, что она действует отнюдь не под влиянием момента, но не посмел это высказать. Его пугала материнская властность. Всю свою жизнь он был марионеткой в ее руках. Она позволила ему боготворить Италию и преобразовывать Состон так же, как позволила Генриетте принадлежать к евангелической церкви. Она разрешала Филипу болтать сколько душе угодно. Но когда ей было что-то от него нужно, она своего добивалась.