Избранное

К концу семестра он заметил, что лицо Холла озаряется каким-то странным, чудесным взглядом. Взгляд этот появлялся изредка, едва различимый, и было в нем что-то утонченное. Впервые Клайв заметил его, когда они препирались из-за религии. В нем читалась ласковая доброта, как бы вполне естественная, но примешивалось и что-то еще, чего он раньше за Холлом не числил, — легкий вызов? Точно не скажешь, но ему нравилось. Этот взгляд возникал, когда они внезапно встречались либо когда нависало молчание. Морис словно посылал ему приглашение, говоря: «Знаем, знаем, все хорошо, ты умен — и все-таки иди сюда!» У Клайва даже возникло навязчивое ожидание, мозг и язык трудились, а сам он ждал — когда же появится этот взгляд? И когда он наконец появлялся, Клайв словно отвечал: «Приду, приду — я ведь не знал».

«Теперь тебе некуда деваться. Приходи».

«Что значит некуда деваться?»

«То и значит, что приходи».

И он пришел. Уничтожил на своем пути все барьеры — не сразу, потому что дом, в котором он жил, нельзя было уничтожить за один день. Весь семестр, а потом и с помощью писем он расчищал себе путь. Убедившись во взаимности, он дал волю своей любви. До сих пор их отношения были безобидной игрой, мимолетным удовольствием для тела и души. Теперь он вспоминал об этих играх с чувством стыда. Ведь любовь гармонична, всеохватна. Он наполнял ее достоинством, богатством своего внутреннего мира — и правда, в его уравновешенной душе то и другое сливались воедино. В нем не было никакой робости. Он знал себе цену и, когда думал, что ему предстоит прожить жизнь без любви, винил в этом не себя, а обстоятельства. Однако Холл, красивый и привлекательный, снизойти до него отказался. Что ж, в следующем семестре они встретятся на равных.

А случилось вот что: книги для него значили так много, что он забыл, сколь многих они приводят в замешательство. Доверяй он своему телу — катастрофы не произошло бы… а так он, связав их любовь с прошлым, перенес ее в настоящее, в результате его друг вспомнил обо всех условностях света — и в испуге отпрянул. Холл сказал именно то, что хотел. Иначе зачем было говорить? Холл презирал его, и не скрывал этого. «Что за бред» — эти слова ранили больнее любого оскорбления, они так и звенели в ушах. Холл — нормальный здоровый английский джентльмен, он и на секунду представить себе не мог, что в действительности происходит.

Какая жуткая боль, какое жуткое унижение! Но если бы это было все! Клайв настолько слился со своим возлюбленным, что стал презирать себя самого. Вся его жизненная философия рухнула, и мирно дремавшее чувство греха пробудилось среди обломков, пробудилось и поползло по коридорам души. Холл назвал его преступником; что ж, он прав. На нем печать проклятья. Он больше никогда не осмелится сойтись с мужчиной… зачем? Чтобы того совратить? Ведь это благодаря ему Холл потерял веру в христианство. А он, злодей, еще и покусился на его непорочность!

За эти три недели Клайв сильно переменился и уже не мог поддаться на уговоры Холла, когда тот — добрый христианин, едва не сбившийся с пути, — вошел в комнату, чтобы его утешить. Безуспешно испробовав то и се, он исчез, оставив после себя облачко гнева. «Ну и черт с тобой, чего еще от тебя ждать!» Как верно, но как жестоко услышать такое от любимого человека! Клайв совсем пал духом; жизнь его разбилась вдребезги, у него не было сил перестроить ее, очиститься от зла. И он сказал себе: этот малый просто смешон. Я никогда его не любил. Создал в своем воспаленном мозгу образ, вот и все. Пусть Господь поможет мне от него избавиться.

Но этот образ нагрянул к нему во сне, заставил прошептать свое имя.

— Морис…

— Клайв…

— Холл! — Рот его приоткрылся от изумления, сон как рукой сняло. Вокруг волнами колыхалось тепло. — Морис, Морис, Морис… О-о, Морис…

— Не говори ничего.

— Морис, я люблю тебя.

— А я — тебя.

Они поцеловались, едва того желая. И тут же Морис исчез, как и появился, — через окно.

13

— Я уже две лекции пропустил, — заметил Морис, завтракавший в пижаме.

— И вообще не ходи, самое страшное, что он сделает, — не выпустит тебя за ворота.

— Поедем кататься на мотоциклете?

— Да, — согласился Клайв, закуривая, — только подальше. Не могу в такую погоду болтаться в Кембридже. Поедем куда-нибудь далеко, искупаемся. Возьму учебники, в коляске почитаю… Черт!

На лестнице раздались шаги. В комнату заглянул Джои Фетерстонхоу — нет желающих после обеда сразиться с ним в теннис? Морис принял приглашение.

— Морис! Ты что, сдурел?

— Иначе от него не отделаешься. Клайв, через двадцать минут встречаемся у гаража, бери свои дурацкие книги и выуди у Джои мотоциклетные очки. Я переоденусь. И поесть прихвати.

— Может, лучше на лошадках?

— Очень медленно.

В назначенное время они встретились. Забрать у Джои очки оказалось нетрудно — того просто не было в комнате. Но когда они на мотоциклете пересекали Джизус-лейн, их окликнул декан:

— Холл, разве у вас нет лекции?

— Я проспал, — вызывающе ответил Морис.

— Холл! Холл! Остановитесь, я с вами разговариваю.

Морис как ни в чем не бывало ехал дальше.