Избранное

Тамакити вскочил и рукояткой альпинистского ножа ударил Короткого по голове. Короткий как подкошенный упал на колени, но сознания не потерял и остался на коленях. Руки, скованные наручниками, висели как плети. Но вот тело его снова обрело силу, и, как распрямляется, напившись воды, поникшая трава, он встал — сначала на одну ногу, потом на другую. И без всякого страха, тяжело дыша, продолжал грустно и спокойно:

— Я в самом деле забыл об этих фотографиях. И, увидев их, поразился больше, чем все присутствующие здесь. Возможно, из-за того, что стал сжиматься, я совсем забыл, что, кроме меня, существуют дети, которые тоже сжимаются. Но что это означает? Что означает тот факт, что я забыл о тех детях, хотя и был уверен в том, что и после меня среди людей беспрерывно будут появляться Короткие?.. Что означает этот факт?..

Короткий тяжело вздохнул и из-под его вспухших, посиневших век показались прозрачные слезы.

— Но все равно я, Короткий, виновен. Казните меня, — воззвал он плачущим голосом.

Атмосфера в комнате изменилась. Бывший солдат, хотя и не особенно тронутый стенаниями Короткого, все-таки немного расчувствовался и с туповатой прямотой спросил из-за спин молчавших подростков:

— А болезнь детей, которых вы фотографировали, не инфекционная? Может быть, вы заразились, когда фотографировали их?

— Разве такая болезнь может быть инфекционной? — возмутился Доктор. — Чего ты мелешь? Из-за таких дураков, как ты, и рождается дискриминация. Тупица.

— Что, что, дискриминация? — спросил бывший солдат недоуменно, но Доктор пропустил его вопрос мимо ушей.

Подростки не питали особой симпатии к бывшему солдату, но насмехаться над ним не стали. Они, точно утратив дар речи, впились глазами в стоявшего на возвышении Короткого. Наконец Красномордый нарушил гробовое молчание, повисшее в комнате:

— Короткий с самого начала признался в том, что виновен, и требует, чтобы его казнили. Мне кажется, он жаждет совершить самоубийство, — сказал он решительно, впервые дав возможность окружающим понять, почему он вместе с Тамакити представляет обвинение. — Но не хочет ли Короткий использовать нас как орудие самоубийства? Короткий ведь извращенный тип. Может, ему приятно, чтобы его казнили молодые ребята, — именно так он хочет совершить самоубийство? Потому что тот, кто казнит Короткого, окажется навеки связанным с ним. А загребут за убийство в полицию или нет, на это ему наплевать…

Красномордый умолк, покраснев сильнее, чем обычно. Откашлявшись, он продолжал свою обвинительную речь.

— Короткий, — извращенный тип, он мечтает о самоубийстве, но только от рук подростков. Он и ко мне приставал, предлагал всякое, а потом прощения просил, плакал. Было это? Вот теперь и канючит: я виновен, казните меня!

Красномордый совсем побагровел и умолк, а подростки по-прежнему хранили молчание, но это было молчание, готовое взорваться в любую минуту. Тамакити, считая слова Красномордого свидетельским показанием, которое он будто бы сам вытянул из него, с победоносным видом посматривал на Короткого, Такаки и Исана.

— Ну так как? — воскликнул он возбужденно. — К кому еще приставал Короткий? Признавайтесь. Поднимите руку. Красномордый же набрался смелости!

Короткий, у которого вспухшая голова, казалось, росла прямо из плеч, широко раскрыв глаза, жалобно рыскал взглядом по комнате. Бой и еще двое подростков подняли руки.

— И ты, Бой? И вы тоже? Ох и сволочь — воскликнул Тамакити, в голосе которого, скорее, звучала радость. — Вот это да! Бой, и вы оба тоже, поднимитесь сюда. Вы имеете полное право прямо сейчас учинить Короткому допрос!

Опустив голову, точно внимательно изучая винтовку, которую он держал в руках, Бой поднялся на возвышение и встал рядом с Тамакити. Тамакити, взглядом подгоняя двух других мальчишек, подождал, пока они, отводя глаза друг от друга, и в то же время стараясь двигаться согласованно, поднялись на возвышение.

— Что же ты, Коротышка? Проник, значит, в Союз свободных мореплавателей с двумя целями: сфотографировать нас, чтобы продать снимки еженедельнику, и еще совратить мальчиков. Все твои действия были заранее спланированы. Делая фотографии сжимающихся детей, ты решил из себя изобразить человека, тело которого сжимается. То же самое, наверно, и с твоими извращенными наклонностями? Нафотографировался, наверно?

Короткий слушал, опустив вспухшее, в кровоподтеках лицо, на котором выступили капельки пота. Как только Тамакити умолк, рассчитывая, что его издевательства приведут к взрыву негодования, он заявил:

— Называя меня извращенным типом, ты хочешь меня оскорбить. Как будто ты не видишь, что властвует сегодня в мире? Может быть, ты просто боишься притягательной силы того, что называешь извращением?

Не раздумывая, Тамакити ударил Короткого по лицу. Тот покачнулся, но удержался на ногах и выпрямился. Он нисколько не боялся Тамакити. Снова пошел в наступление Красномордый.