Избранное

Перед их глазами, привыкшими к высокому небу на мысе, расстилалось покрытое облаками небо, такое низкое, что, казалось, до него можно было дотянуться рукой, и это небо подпирал огромный столб дыма, поднимавшийся с развалин киностудии. У его пылающего прозрачно-красного основания низко стелилась ярко-багровая пена. В лучах склонившегося к закату солнца заболоченную низину, покрытую густым ковром травы, все сильнее заволакивало дымом. Но, возможно, горел лишь один, ближайший к ним павильон киностудии? Наверно, его разрушили, обломки сгребли бульдозером подальше от остальных построек, крупные деревянные детали увезли на лесосклад для продажи, а мелочь подожгли. По обеим сторонам пылавшего костра симметрично стояли два бульдозера, как будто отражая замысел людей, ответственных за ведущиеся здесь работы; за костром при порыве ветра удалось рассмотреть стену другого павильона, совершенно целого.

— Команду Союза свободных мореплавателей, наверно, арестовали, а тайник разрушили.

— Вряд ли. Зачем так бездумно уничтожать место преступления, — сказал Исана.

Глубокое беспокойство, охватившее Исана и Инаго, передалось и Дзину, которого они с двух сторон держали за руки. Его вид напомнил Исана еврейского мальчика с поднятыми вверх руками, отправляемого из гетто в концлагерь, которого он видел в документальном фильме. Дойдя до входа в убежище, они были напуганы еще одним, уже совсем конкретным фактом. Пытаясь открыть ключом дверь, они увидели, что она закрыта изнутри на цепочку. Но к двери подошли не устроившие засаду полицейские, а Такаки, Тамакити и Красномордый, и страхи тут же рассеялись. Войдя в прихожую, Исана, Инаго и Дзин от усталости и пережитого потрясения не проронили ни слова. Голова Тамакити, поднявшегося на несколько ступенек винтовой лестницы и облокотившегося на перила, казалось, была где-то очень высоко. Красномордый, снявший цепочку, стоял на бетонном полу босиком. Стоявший напротив Такаки повернулся к ним худым профилем — не только у него одного, у всех троих был такой вид, будто они вышли не встретить их, а возвести перед ними живую баррикаду и не пустить в дом.

— Мы забрались на балкон, разбили стекло и проникли в дом. Стекло можно вставить, это чепуха, — сказал Такаки, по-прежнему не глядя на Исана. — Вы, наверно, видели огонь? Тайник Союза свободных мореплавателей разрушен, вот и пришлось нам перебираться в другое место… Особенно срочно нужно было перевезти оружие.

Такаки оправдывался, что они вторглись в убежище Исана, но мрачность его, как и двух его товарищей, объяснялась другим: они испытывали неловкость перед Инаго. После погони за бывшим солдатом и его гибели они еще не виделись с ней. Это понимал Исана, понимала и Инаго. И великодушно разрядила напряженную атмосферу.

— Нужно уложить Дзина, дать ему отдохнуть. Нечего болтать попусту, — сказала она резко и, сняв с Дзина ботинки и обняв его, повела в комнату мимо Красномордого и Такаки.

— Инаго — настоящий боец, — сказал Тамакити внешне насмешливо, но на самом деле со смущением, которого ему не удалось скрыть.

Красномордый поднял к нему лицо, ставшее таким пунцовым, что это видно было даже в полутемной прихожей, но ни он, ни Такаки ничего не ответили. Исана подумал что, видимо, оставалось еще что-то нерешенное, о чем они хотели поговорить. Расположившись в комнате, они продолжали молчать, ожидая, пока Инаго принесет Дзину печенья и воды. Наконец Такаки начал:

— Союз свободных мореплавателей убрал оттуда людей и оружие. Около нашего корабля в съемочном павильоне остался один Бой. В этом вся проблема. Он по своей воле ни за что не покинет корабль.

— Понятно. Но как можно было оставлять там одного Боя, еще совсем ребенка? — вспыхнула Инаго.

— Бой влюблен в корабль. Мы ничего не могли с ним поделать, — сказал Такаки смущенно. — В Союзе свободных мореплавателей никто не может приказывать другому. Если он решил что-то сделать, мы не можем сказать ему: нет, не делай…

— Но ведь павильон, где он сейчас спрятался, разрушают в жгут?

— Нет, до нашего тайника еще не добрались, — сказал Красномордый. — Они начали с другой стороны. Мы наблюдали в бинокль. Сейчас они перестали разрушать и сжигают обломки и мусор. Больше они сегодня ничего, наверно, не будут делать.

— Но завтра опять начнутся работы? — не сдавалась Инаго. — Когда у Боя над головой станут рушить и жечь, он же сойдет с ума. Почему вы не привели его сюда? Может, подобраться ночью со стороны реки и поговорить? Нужно обязательно вытащить его оттуда…

— Бой забаррикадировался в подвале и полон решимости выдержать любую осаду, — сказал Тамакити. — Он нам помогал вытаскивать оружие, а потом остался в павильоне один, замотав проволокой двери и окна, так что к нему не подступиться. Мы немного подождали — думали, станет одному страшно, выйдет. Захочет, сможет выйти в любое время, но он ни в какую — заперся изнутри и приготовился к осаде. Сидит там с позапрошлой ночи.

— Значит, Бой уже два дня один? Слышит, как за стенами все рушат и кромсают… — Инаго тяжело вздохнула. — Слышит, как бушует пламя… Еда хоть у него есть?