Читаем Избранное полностью

Инаго завопила и, подскочив к Тамакити, вцепилась ему в горло. Тот не сопротивлялся, и Красномордому пришлось силой оттащить от него Инаго.

— Дзин проснется, Дзин испугается, — увещевал Красномордый Инаго.

Атака Инаго сбила спесь с Тамакити, и он превратился в испуганного мальчишку.

— Бой врезался своим бульдозером в бульдозеры рабочих и остановил их, — ни к кому не обращаясь, сказал Тамакити. — Потом он погнался за рабочими, размахивая железной трубой, и стал их бить. А рабочих-то двое. Они увернулись и сами набросились на него с деревянными брусьями. Брусья — в щепки. Тогда они тоже подобрали железные трубы и избили ими Боя. Мы видели все это, когда неслись прямо по целине спасать его. Бой, ничего не замечая вокруг, опустил голову, как бык, и вслепую размахивал своей железной трубой. Чтобы остановить его, один из рабочих хотел стукнуть его по плечу. Но, видно, не рассчитал и попал в голову. Мы подбежали, когда Бой завертелся волчком, потом упал и забился в судорогах. Голова у него была проломлена, из нее хлестала кровь. Разве бы мог я ударить по такой ране? Ударить Боя, для которого самым важным в жизни был наш корабль?..

Тамакити широко раскрыл рот и неожиданно громко заплакал. Его обезображенное рыданиями лицо, напоминающее морду напуганной собаки, было отвратительно.

— Нужно как следует изучить фотографии и решить, что делать дальше, — отрезал Такаки и взбежал по винтовой лестнице.

Все последовали за ним. Никому не хотелось слушать рыдания Тамакити. Но Тамакити тоже пошел за ними. Члены команды Союза свободных мореплавателей, кроме заливавшегося слезами Тамакити, жадно рассматривали фотографии — свое первое, хотя и нежелательное появление на страницах печати. Лишь Исана, единственный член команды, не попавший на снимки, был способен оценивать происходящее объективно.

Вместо фотографий он стал изучать пятна на ковре — его ни разу не чистили за их одинокую жизнь с Дзином. Стоило чуть напрячь воображение, как грязные разводы превратились в очертания шхуны. Утренний пожар разогрел воздух, и теперь, когда была уже поздняя ночь, стояла жара, как в разгар лета. Капелька пота со лба Исана упала на шхуну, вычерченную грязью на ковре. А может быть, это была слеза?

Бой, этот мальчишка, больше всего на свете любил стоять на палубе своего корабля и обозревать расстилавшийся перед ним мир. После трехдневного сидения в темном подвале он взорвал динамитом свой любимый корабль и, проломив бульдозером стену, пошел в атаку. В безудержной ярости, по-детски крикливой и обращенной против ни в чем не повинных рабочих, он вцепился в руль, страшась насилия и в то же время мечтая о нем. Все, что было в поле зрения Боя, — рабочие с железными трубами в руках, развороченная земля, заросшая густой летней травой, косогор, поднимающийся вверх из заболоченной низины, железобетонное убежище — все это кренилось и шаталось из стороны в сторону. Таким было его последнее видение, таким был весь его мир. Нерасчетливый удар железной трубы, проломивший Бою череп, низверг его видение и его мир в кровавую тьму. Теперь уже никто не увидит реального мира таким, каким его видел Бой. Его мир исчез бесследно…

Исана думал о видениях каждого из подростков, рассматривавших фотографии, думал о том, что и их реальный мир очень скоро исчезнет в кровавой тьме, безжалостно разрушенный ими самими. Можно легко представить себе, сколь горестной будет их гибель. Видимо, самоуничтожение — их неизбежный удел, в нем их протест против горести жизни. Глаза Исана встретились с глазами Тамакити, смотревшего на него исподлобья. Налитые кровью глаза Тамакити, уже сухие, лишь мельком взглянули на него, но Исана с изумлением почувствовал, что у Тамакити те же мысли, что и у него.

— Изучив этот пейзаж, ничего не стоит установить, где проводились наши военные учения, правда? — спросил Такаки, пододвигая Исана журнал.

— То, что Короткий позволил увязаться за собой этим репортерам и притащил их прямо к нашему тайнику, по-моему, вранье, — сказал Красномордый. — Машина, которую увидели дозорные, не имела к этому никакого отношения. Однако люди, знакомые с районом Идзу, по фотографиям точно определят, что это за местность…

— Безусловно, — сказал Исана.

Это было настолько очевидно, что он мог и не отвечать. Ветви огромной дзельквы занимали треть фотографии, за мысом на переднем плане вдалеке виднелся еще один мыс, и на нем — поселок. Любой местный житель по одному этому пейзажу мог точно опознать скалу под обрывом, откуда делался снимок. На фотографии подростки по веревке спускаются вниз по отвесной скале от дзельквы к морю. Спускаются вниз, лелея мечту попасть на корабль Союза свободных мореплавателей. Белыми иероглифами, на черной фотографии было напечатано: «Может быть, среди нас находятся вооруженные партизаны?»

— Подпись под снимком говорит о том, что в редакции еженедельника, видимо, не очень верили фотографиям Короткого, — сказал Исана.

— Если бы не верила полиция — было бы другое дело. Но вряд ли на это можно надеяться, — сказал Такаки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мастера современной прозы

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века
Я хочу быть тобой
Я хочу быть тобой

— Зайка! — я бросаюсь к ней, — что случилось? Племяшка рыдает во весь голос, отворачивается от меня, но я ловлю ее за плечи. Смотрю в зареванные несчастные глаза. — Что случилась, милая? Поговори со мной, пожалуйста. Она всхлипывает и, захлебываясь слезами, стонет: — Я потеряла ребенка. У меня шок. — Как…когда… Я не знала, что ты беременна. — Уже нет, — воет она, впиваясь пальцами в свой плоский живот, — уже нет. Бедная. — Что говорит отец ребенка? Кто он вообще? — Он… — Зайка качает головой и, закусив трясущиеся губы, смотрит мне за спину. Я оборачиваюсь и сердце спотыкается, дает сбой. На пороге стоит мой муж. И у него такое выражение лица, что сомнений нет. Виновен.   История Милы из книги «Я хочу твоего мужа».

Маргарита Дюжева

Современные любовные романы / Проза / Самиздат, сетевая литература / Современная проза / Романы