Избранное

Чтобы противник, притаившийся снаружи, не заметил в доме движения, Инаго разделась, не входя в комнату, при свете лампочки, освещавшей винтовую лестницу. Ее тело, покрытое легким пушком, излучало мягкое сияние. Она остановилась у порога и стала всматриваться во тьму, чтобы определить, где лежит Исана. Потом прикрыла за собой дверь, подошла и легла рядом.

— Первым на пост заступает Тамакити. Он и Радист несут сегодня ночную вахту, — прошептала Инаго. Исана чуть подвинулся, освобождая ей место. — Этой ночью, надеюсь, ничего серьезного не случится.

Послышались осторожные шаги по металлическим ступенькам винтовой лестницы. Дверь на третьем этаже не скрипнула. И наверху и внизу была полная тишина. Наверно, Тамакити решил оставить двери открытыми, чтобы легче было поднять по тревоге команду. Исана прижал к себе пылавшую желанием Инаго…

Он лежал молча, с него лился пот, и покрытая потом кожа ощущала прохладу. Инаго тоже наконец затихла и лежала не шелохнувшись. Казалось, тело ее рождается заново, время от времени по нему пробегала дрожь… Потом дрожь прекращалась, и тогда изо рта ее вырывался судорожный вздох. Исана не мог сдержать гордую улыбку. Еще никогда в жизни он не испытывал подобной радости. Обнимая засыпающую Инаго, прислушиваясь к дыханию спящего рядом сына, Исана, как часовой, смотрел во тьму, не смыкая глаз…

Раздался выстрел, и убежище откликнулось эхом, как резонатор. Проснувшись в испуге, Исана услышал спокойное дыхание сына. Значит, то была не перестрелка, а одиночный выстрел. Инаго тоже проснулась. Кто-то стремительно взбежал по винтовой лестнице. Стреляли явно из автомата короткой очередью. Он помнил этот звук еще по Идзу. Стреляли с третьего этажа. Заплакал Дзин, наверно, ему что-то приснилось.

— Дзин, Дзин, — повторял Исана, не находя нужных слов. Он не мог успокоить сына, сказать, все, мол, кончилось, Дзин, поскольку выстрелы могли повториться. Когда информация, поступающая в затуманенный мозг Дзина, расходилась с действительностью, он вспыхивал, как сухая солома. Жалко и неуверенно он шептал, весь напрягшись в ожидании нового выстрела: — Дзин, Дзин.

Инаго встала, приоткрыла дверь, впустив в комнату слабый свет с лестницы.

— Дзин, это выстрел. Бах — выстрелил Тамакити, — утешала плачущего ребенка Инаго, встав на колени у его кроватки. — Это даже интересно. И совсем не страшно, Дзин.

Исана вдруг вспомнил, что нужно было делать. Присев на матрасе, надел рубаху и брюки. Он увидел прекрасные и совершенные, что даже дух захватывало, удлиненные груди Инаго, склонившейся над тихо плачущим Дзином.

— Скажу Тамакити про Дзина, — выговорил Исана, чуть ли не силой заставляя себя оторваться от того, на что хотел бы смотреть бесконечно.

На третьем этаже тоже соблюдалась светомаскировка, и лампочка без абажура освещала только винтовую лестницу. Ноздри щекотал едва уловимый запах порохового дыма, исходивший от черных спин Тамакити и Такаки, прильнувших к бойницам. Тот же запах исходил от Радиста, в темном углу комнаты с наушниками на голове склонившегося над слабо освещенной шкалой приемника.

Когда Исана подошел к свободной бойнице между теми, у которых стояли Такаки и Тамакити, Такаки предупредил:

— Осторожно. Стекла вынуты.

Действительно, стекла в круглых окнах были выбиты, и холодный ночной воздух ударял в лоб, как предвестник пуль, которые вот-вот полетят в него.

— Да и было бы стекло, что стоит пуле пробить его. Раз, и готово, — сказал Тамакити. — Хотя, возможно, полицейские не получили еще приказа стрелять.

Тамакити говорил рассудительно, спокойно, по-взрослому убедительно. Если снаружи не стреляли, значит, два выстрела были сделаны Тамакити. И благодаря этим выстрелам Тамакити сразу же возмужал. Он не был уже тем щенком, которого возбуждает ружейная пальба, как раньше. Исана посмотрел на автомат, лежавший дулом к стене, у колен Тамакити. Даже в темноте деревянные части — приклад и ложе — отливали красным глянцем, а металлические — ствол и магазин — лишь едва поблескивали. Слева от Тамакити были разложены тряпки и бутыль с маслом для чистки оружия. В свободные от наблюдения минуты Тамакити, видимо, начищал автомат. Время от времени он пристально вглядывался во тьму, где укрылся противник, и ждал развития событий. Исана посмотрел в бойницу, но снаружи была полная тьма — все равно что смотреть ночью в колодец. Но все смотрел и смотрел на дно этого черного колодца, понимая, что Тамакити и Такаки вряд ли стреляли просто так. Радист весь был во власти своих наушников, гоняясь за ускользающей волной. Внизу, в бункере, слышались голоса ссорящихся.

— Два часа тридцать минут, — сообщил Радист. — Попробую поймать ночной выпуск известий.

— Они, наверно, решили ждать до утра, — вздохнув, сказал Тамакити.

— Прожекторы большой полицейской машины ты же разбил, — сказал Такаки, повернувшись. — Двумя выстрелами оба прожектора.