Избранное

Т о с я. Я тогда с Катей летала, штурманом… Помню — зашли на цель, вдруг пулеметная очередь с воздуха. Мотор сразу заглох. Я отбомбилась, а мотор перестал работать. Я ракетой выстрелила, чтобы землю увидеть… В общем, приземлились мы, а нас, наверно, заметили и начали с земли обстреливать. Мы из машины выскочили, взяли документы и поползли. Часам к четырем утра выбрались на поле, а оно все время обстреливается наугад. Мы ползем, а Катя пистолет достает и говорит: «Тося, у меня обойма пустая». Я смотрю свой, вижу, все в порядке — с патронами. Ползем, вдруг болото, кусты маленькие. Только мы к кустам — вдруг откуда-то очередь из автомата… Бросились мы в сторону, где кусты побольше… Сели мы там и просидели до самого рассвета. Как раз Первое мая наступило сорок третьего года. Катя говорит: «Тося, а раньше-то мы Первое мая по-другому встречали. Ты, — говорит, — думала в мае сорок первого, что через два года в болоте сидеть будешь, а?..» Сидим мы с ней и, верите, Сергей Николаевич, сидим и смеемся. Вспоминаем, как сели, как ползли…

С у в о р и н. Боже ты мой!.. Как же вы еще смеяться могли?

Т о с я. Не знаю. В общем, поползли дальше. Ползем, о своих думаем, как они там… Так целый день и ночь опять. Так до леса доползли. Это второго мая было. А у Кати второго день рождения. Я у себя в комбинезоне семь семечек нашла. Я вам забыла сказать, что мы не ели ничего… Я Катю поздравила, поцеловались мы и дальше пошли. Впереди Катя, а сзади я с пистолетом… Тогда Катя говорит: «Тося, а если фрицы?» Я даже ответить не успела, она сама говорит. «Если, — говорит, — фрицы нас увидят, из пистолета мне в затылок стреляй… В общем, сначала меня, а потом себя…»

Токарева закрывает лицо руками.

Нина!.. Перестань, слышишь?

С у в о р и н. Тяжело это слушать…

Т о с я. Тяжело?.. А ведь это было, Сергей Николаевич… Так мы с Катей и договорились, сначала ее, а потом себя, только не к немцам в плен… Идем мы так, идем. Вдруг Катя ко мне поворачивается и говорит: «А ведь ты меня не убьешь, Тося. Я знаю, ты меня не убьешь…» А я говорю: «Как тебе не стыдно? Ты ведь знаешь, как я тебя люблю. Я тебя больше всех на свете люблю. Я тебя обязательно убью, обязательно…» В общем, шли мы, видим большое дерево. Катя говорит: «Полезай, посмотри, что видно». Только я влезла, слышу голос Кати: «Стой! Стрелять буду», а пистолет у нее без патронов. Я смотрю — военный идет в погонах, а на погонах кресты. Тут я чуть с дерева не свалилась. Вдруг слышу, он говорит: «Ну-ка, девушка, убери пушку», по русски говорит. Я опять смотрю, а у него не кресты. Это у него артиллерийские значки — пушки перекрещенные… Привел нас артиллерист в свою часть. Накормили нас, а мы скорей домой рвемся. На попутных машинах добрались до станицы. На базаре семечек купили, стаканов десять… Не знаю, почему мы так много купили… К вечеру добрались к себе. Нас увидели — все вскочили, целуют, обнимают, плачут. Майор пришла, говорит: дорогие вы мои — и тоже расплакалась. Тут уж и я заплакала, и Катя, и такое пошло…

С у в о р и н. Успокойтесь, ведь еще, может, обойдется. Все будет хорошо.

Т о с я. Нас не надо утешать, Сергей Николаевич. Мы уже большие.

С у в о р и н. А почему вы думаете, что я вас утешаю? Может быть, я больше себя утешаю?

Т о к а р е в а. У меня смешно было. За мной один человек ухаживал. Ну, как ухаживал? Не ухаживал, конечно, а любил просто. И сейчас любит. Он на штурмовике летает, на «ИЛе». Сережей его зовут. Они тут стоят недалеко, в восемнадцати километрах. Он всегда над нашим аэродромом проходит, в мою честь виражит или пикирует. А знаете, от штурмовика гром какой! Вот как-то мы лежим, у нас личное время — отдыхаем, а он над нами: у-у-у — и прошел… А Катя засмеялась и говорит: «Нинка, он тебя, — говорит, — когда-нибудь так ветром сдует, и улетишь ты неизвестно куда, жертва любви…»

Т о с я. Рассказывать много можно, Сергей Николаевич. Вы запомните, что мы вам рассказали, и напишите о Кате в газету или в книгу, куда лучше… А сейчас извините нас, Сергей Николаевич. У нас занятия штурманов будут. Нам идти надо.

С у в о р и н (встает). Пожалуйста, пожалуйста. Я понимаю.

Все выходят.

Некоторое время сцена пуста. Из левой двери появляется  К а т я. Она в юбке, кофточке, платке, в деревенских башмаках, с узелком в руках. Она оглядывается. Замечает свою фотографию, обрамленную зеленью.