Избранное

А я становился то тем, то этим, то тем, то этим,
чтоб меня заметили,
но кто увидит чужой сон?
Я вышел на снег и узнал то, что люди узнают только после их смерти, и улыбнулся улыбкой внутри другой:

           КАКОЕ НЕБО! СВЕТ КАКОЙ!

1969

" Уже в спокойном умиленьи "

Уже в спокойном умиленьи
смотрю на то, что я живу.
Пред каждой тварью на колени
я встану в мокрую траву.
Я эту ночь продлю стихами,
что врут, как ночью соловей.
Есть благость в музыке, в дыханьи,
В печали, в милости твоей.
Мне все доступны наслажденья,
Коль всё, что есть вокруг — они.
Высоким бессловесным пеньем
приходят, возвращаясь, дни.

1969

" Отражая в Иордане "

Отражая в Иордане
непонятный людям танец,
душа летает мертвеца.
Теперь покойник — иностранец:
кусок спины, кусок лица.
Душа цела. Душа бойца
нас вопрошает: «Изральтяне,
кто отомстит меня, юнца?»
«Я, — отвечаем мы, — за нами,
за нами — мы. Нам нет конца,
на сыновьях лицо отца,
и впереди нас только знамя
с небес смотрящего Творца,
и знамя это — небеса!».

(1969)

" Здесь ли я? Но Бог мой рядом, "

Здесь ли я? Но Бог мой рядом,
и мне сказать ему легко—
— О, как прекрасна неоглядность
и одиночество всего!

Куда бы время ни текло —
мне все равно. Я вижу радость,
но в том, что мне ее не надо,
мне даже сниться тяжело.

Однако, только рассвело,
люблю поднять я веко ока,
чтобы на Вас, мой друг, на Бога
смотреть и думать оттого:
— Кто мне наступит на крыло,
когда я под твоей опекой?

1969 — 1970

" Сквозь форточку — мороз и ночь. "

Сквозь форточку — мороз и ночь.
Смотрю туда, в нору.
А ты, моя жена и дочь
сидишь, не пряча грудь.

Сидишь в счастливой красоте,
сидишь, как в те века,
когда свободная от тел
было твоя тоска.

Вне всякой плоти, без оков
была твоя печаль,
и ей не надо было слов —
была сплошная даль.

И в этой утренней дали,
как некий чудный сад,
уже маячили земли
хребты и небеса.

И ты была растворена
в пространстве мировом,
еще не пенилась волна,
и ты была кругом.

Крылатый зверь тобой дышал
и пил тебя в реке,
и ты была так хороша,
когда была никем.

И, видно, с тех еще времен,
еще с печали той,
в тебе остался некий стон
и тело с красотой.

И потому, закрыв нору,
иду на свой диван,
где ты сидишь, не пряча грудь
и весь другой дурман.

[1969 или 1970]

" Красавица, богиня, ангел мой, "