Избранное: Феноменология австрийской культуры

Теперь, что касается выбора произведений для изданий, то, коль скоро не переведено практически ничего, все выбранное тем самым выбрано правильно и всякое даяние — благо. Я думаю, что Брох вообще не писал неудачных художественных вещей: его ранний роман «Невидимая величина» (здесь я далее даю условные переводы заглавий), равно как трилогия «Лунатики», — все произведения высокого достоинства (даже и ранний, как бы пробный роман!) Удивительно глубок и удивительно последователен в своем сознательном обращении, «прививании» к традиции австрийского романа XIX века его последний роман («Околдованное»); замечательна и «Смерть Вергилия», благодаря своему символическому плану сделавшая такую «карьеру» в англосаксонской журналистике. Все это вещи — отнюдь не «символистские» (и нет нужды нарочито и непременно привязывать их к книгам типа Джойса, что на Западе делали больше из коммерческих и вкусовых соображений); я бы сказал, что все это — по-австрийски реалистические романы. Мне не хотелось бы вовсе отрицать проблемностъ Броха как писателя; я прекрасно вижу его известную двойственность — колебания между «вещным» и «символическим» планами, а в связи с этим и известную «произвольность» в выборе своего писательского пути (или метода); конечно, «Смерть Вергилия» — это вершина броховского «символизма», склонения его в сторону символа и стиля, стиля как бы наперед задаваемого. Есть произведения, склоняющиеся у него в другую сторону или стремящиеся держаться положения равновесия. Быть может, «Невиновные», роман, сложенный из отдельных рассказов («новелл»), — это попытка построить нечто символическое как бы из отдельных реальных частей? Я прекрасно отдаю себе отчет и в проблемности Броха как писателя — в том, что его писательский дар лишен как бы «чистоты» художественного он не «беллетрист» и не «просто» романист; еще менее непосредственным писателем в этом случае был Музиль, и то же самое можно сказать о Кафке. Нельзя сказать о Музиле, что он не мог бы не быть писателем, и в том, что Брох стал писателем, была тоже некоторая сознательность выбора, но, сделав выбор, Брох употребил на творчество все лучшие свои силы (напротив, те из теоретических работ Броха, которые совершенно оторваны от его творческой практики, кажутся мне мало интересными и надуманными, — отходы творчества!). Все это опять же в австрийской традиции, которая, если можно так сказать, слишком мало трудилась над тем, чтобы выпестовать «чистого» писателя — беллетриста. Итак, Брох внутри себя «раздвоен» (два полиса «символа» и «вещи»), но всякий раз, когда он со всей ответственностью пишет роман, он всегда рассматривает это как главное дело своей жизни и всякий раз создает мастерское произведение.

Целесообразно, видимо, привести некоторые справочные сведения о двух романах Броха. «Смерть Вергилия» была опубликована впервые в 1945 году. «Невиновные» — более позднее произведение. Фактически это не так. «Роман в 11 рассказах» подытоживает все свое творчество Броха, будучи результатом циклизации его новеллистических по жанру произведений, создававшихся начиная с 1915 года. Последние из вошедших в роман новелл написаны в 1949–1950 годах, среди них один из лучших рассказов писателя — «Рассказ служанки Церлины», вариация на тему Дон Жуана. Способ создания романа весьма характерен для Броха — большая часть вошедших в него текстов существует в нескольких редакциях — до пяти, которые создавались в разные годы и десятилетия и нередко публиковались отдельно. В романе они объединены в три группы — «Голоса 1913 года», «Голоса 1923 года», «Голоса 1933 года». Таким образом, Брох передает в этих разделах социально-психологическую атмосферу эпохи на ее срезах в важнейшие моменты истории и в ее движении к роковым событиям 1933 года. Это роман о тех людях, которые пассивно «терпели» наступление зла и не препятствовали ему. Замысел — весьма близкий Броху, отвечающий его типу творчества; сам замысел как бы растет вместе с историей, медленно и с напряженным вслушиванием в происходящее. Нечто подобное — в «Лунатиках» («Сомнамбулах»); все это следует понять как очень серьезный и художественно-весомый отклик на события XX века, где все «гуманно»-символическое следует понять тоже как художественное средство передачи «атмосферы» истории и не идти в толковании романа на поводу у западной критики, как это мы, к сожалению, так часто делаем. У романа «Смерть Вергилия» — несколько более простая творческая история, хотя ему тоже предшествовал рассказ 1937 года. «Возвращение Вергилия». «Вергилий» — символический образ писателя в нашу эпоху с его кризисами, бедами и искушениями; он ничего общего не имеет с традиционным типом исторического романа.