Экономика – вовсе не то же самое, что материальные естественные условия, в которых живет коллектив: экономика получается в результате использования естественных материальных условий организованным коллективом. Никому не придет в голову утверждать, что при такой-то почве, при таком-то климате и т. д. возможна только такая-то экономика, которая породит именно и только такую-то общественность: мы сплошь наблюдаем, что в одной и той же стране, без сколько-нибудь существенного изменения материальных естественных условий, совершенно меняются и экономика, и общественность, или даже рядом существуют разные экономики и разные общественности, и что, наоборот, в совершенно разных странах и при совершенно разных природных условиях возникают чрезвычайно схожие и экономические, и общественные явления и процессы. Значит, и тут мы имеем отнюдь не одностороннее воздействие, а диалектическое взаимодействие, где следствие, в ходе развития, становится причиной, а причина следствием, где материальное бытие в борьбе за существование родит сознание, вся задача которого – изменить условия материального бытия.
Но бывают случаи, когда мы можем установить и прямую связь (не непосредственную, конечно) между экономикой и искусством. Мы выше убедились, например, что, как правило, у народов, могущих, по условиям своего бытия, мирно довольствоваться собиранием пищи, развивается искусство конструктивно-неизобразительное, а у народов, добывающих свою пищу с боя, – искусство репродуктивно-изобразительное. Чисто (или почти чисто) изобразительным было искусство маделенских охотников на крупного зверя, и что (или почти чисто) неизобразительным было искусство европейских неолитических рыбаков, скотоводов, земледельцев. Столь элементарно-простые случаи сравнительно редки: шумеры, когда мы их застает в Месопотамии, уже – хотя и воинственные, по традиции, – земледельцы, но их искусство остается изобразительным, потому что сложились шумеры в народ где-то, по-видимому, в центральной Азии, где они были охотниками и воинами; изобразителями, хотя и очень близкими к неизобразительному геометризму, остаются египтяне еще через тысячелетия после перехода к земледельческому образу жизни, и лишь арабское нашествие позволило египтянам найти себя и создать коптское неизобразительное искусство; исконные скотоводы-земледельцы, предки греков, придя на Балканский полуостров и став моряками-пиратами, лишь с величайшими усилиями и по прошествии многих веков усваивают минойские изобразительные традиции; скотоводы-арабы, даже тогда, когда вся их история стала сплошной военной эпопеей, сохраняют чисто неизобразительное искусство, причем требование неизобразительности вносится даже в священный закон Кур’ана50
; в Персии же Ислам, распространяясь среди исконно охотничьего и воинственного населения, вынужден примириться с изображениями; в России земледельческая масса населения и по сейчас выражается средствами неизобразительного искусства, и только феодальное меньшинство усвоило сначала византийское, а потом европейское изобразительное искусство. То и дело мы присутствуем при том, как под влиянием экономического бытия репродуктивные формы превращаются в узор и как первоначально конструктивный узор переосмысливается изобразительно.Другой пример прямой зависимости искусства от экономики доставляет нам наблюдение над ритмикой песни и пляски. У народов, привыкших к мерной гребле, к организованным далеким пешим переходам, к мануфактуре, – песне и пляске свойственны четкие и простые ритмы, мелкая повторяемая ритмическая единица, «такт»; у пастухов, у охотников-бродяг, у земледельцев – повсюду, где нет машинной обрабатывающей промышленности, – нет мелкого «такта», и ритмы прихотливосложны, чисто эмоциональны. Мы сейчас присутствуем при том, как широкие ритмы русской земледельческой народной песни вытесняются «частушкой», самое название которой прекрасно характеризует и ее ритмическую природу, и ее фабрично-машинное происхождение.
Ярче всего, однако, зависимость искусства от экономики сказывается в классовом характере искусства: живя в одной и той же стране в одно и то же время, разные классы находятся в разных экономических условиях и имеют разное – и по содержанию, и по формам – искусство. Никаких общечеловеческих ценностей в искусстве не было и нет; пока существует классовое расслоение общества, пока борьба классов есть основной закон сожительства разных человеческих коллективов, общечеловеческих «непреходящих» ценностей в искусстве и не будет.