Избранное. Искусство: Проблемы теории и истории

Естественно, что каждый коллектив активно творит лишь в пределах своих способностей, т. е. творит не в течение целого цикла развития, а в течение некоторой только его части; в продолжение всего прочего времени он заимствует то, что ему по общему ходу развития нужно, у других коллективов, способности которых побуждают их к творчеству именно в эти другие моменты. Таким образом, в каждом культурно-историческом мире коллективы сменяют друг друга в роли вожака, задающего тон.

Вся история каждого исторического цикла подобна итальянской «commedia dell’arte»: заранее дана общая фабула (законами периодичности и преемственности), даны характеры действующих лиц (законом диапазона), дан порядок их выступлений (законом перемещения центра) – но каждый акт, тем не менее, полон неожиданных инцидентов, вследствие которых историческое действие становится разнообразно-пестрым и волнующим, даже для самих актеров: из истории ни «случая», ни «личности» выкинуть нельзя! Если считаться только с конечными итогами, вся история человечества есть строго закономерный процесс; но каждый человек (и каждый человеческий дробный коллектив) не столько заинтересован в конечных итогах, сколько стремится создать свое индивидуальное счастье, и для каждого человека и каждого человеческого коллектива история есть не отвлеченно-теоретическое построение, а захватывающая драма, непрерывная борьба за первенство, за «место под солнышком».

Борются между собою государства и союзы государств, борются между собою народы, составляющие эти государства, борются племена в пределах каждого народа – творческий руководящий центр перемещается географически. Борются между собою горизонтальные (социальные) общественные напластования – сословия, классы – и стремятся всплыть наверх и взять власть в свои руки, напрягают все свои силы, чтобы придушить соперника. И эта-то борьба и есть жизнь, эта-то борьба и есть школа общественной организованности, эта-то борьба и есть движущая сила истории. Где нет ни международной, ни классовой борьбы – там нет истории, там нет продвижения вперед. Пацифисты и соглашатели, по видимости охраняющие всеобщее благополучие, – худшие враги жизни, их власть – царство застоя и смерти.

§ 9

Во всем разнообразии эпизодов нам истории не понять, если не учесть еще постоянно и повсюду проявляющейся инерции: чем с большим напряжением коллектив добился того или другого общественного или художественного достижения, тем более он им дорожит, тем более он склонен считать его ценность не временной и относительной, а неизменной и абсолютной. Нам легко теоретически рассудить, что наши формы семьи, собственности, общественного управления и т. д. приноровлены только к определенному уровню экономического бытия и ничего незыблемого из себя не представляют, – на практике мы, конечно, цепляемся за испытанное, старое, ставшее «бытом», и ничего нового мы себе представить не можем, а если представляем, то нам страшно отказаться от привычного, хотя бы это привычное в условиях изменившейся жизни стало явной нелепостью. Чаще же всего косность традиционного быта не дает свободы даже конкретно изобрести необходимые новые формы жизни. Именно в силу инерции, грозящей остановить жизнь и погубить ее в противоречиях, и нужны те катастрофические революции в конце циклов, а иногда и в концах отдельных фаз этих циклов, а иногда и в пределах фаз – в концах их «секунд», о которых мы не раз выше уже упоминали: нужен бывает внезапный взрыв, чтобы смести то старое, которое когда-то было нужным, было громадным достижением общественности, но которое со временем стало вредной традицией, стало оковами, мешающими нужному движению, нужной борьбе.

Отдельные люди и человеческие коллективы всех порядков перестают быть активными не потому, что уже не хватает сил на деятельность, а потому, что уже ничего не хочется делать: все ясно, все вопросы разрешены, все дела сделаны – надо только охранять то, на созидание чего потрачено столько сил, надо чинить и чистить механизмы, надо даже вводить частичные улучшения, но ничего не надо трогать по существу, надо предоставить всему идти, как оно шло до сих пор и как оно может идти еще долгие годы – лишь бы на наш век хватило!