Избранное. Исторические записки

Какова же центральная историософская мысль Гершензона? «Наша интеллигенция, – писал он, – справедливо ведет свою родословную от петровской реформы. Как и народ, интеллигенция не может помянуть ее добром. Она, навязав верхнему слою общества огромное количество драгоценных, но чувственно еще слишком далеких идей, первая почти механически расколола в нем личность…»³⁰ Последствия этого «раскола» были двояки. Внутренне – интеллигенция стала духовным калекой, живущим «вне себя»: ее сознание утратило «чутье органических потребностей воли», произошел раскол между логическим сознанием и чувственно-волевым ядром человека. Внешне – интеллигенция оторвалась от народа, с качественно иным «строем души», с цельным религиозно-метафизическим мировоззрением, противостоящим расколотому и безрелигиозному миру интеллигенции.

Однако финал статьи Гершензона оптимистичен – в той жадности к новым явлениям духовной деятельности, которая сказалась в период после 1905–1907 годов, в громадном интересе к философии, религии, поэзии, в плюрализме и отказе от готовых идей он видит залог возрождения интеллигенции, а ведь «только обновленная личность может преобразовать нашу общественную действительность»³¹.

За первые десять лет XX века Гершензон не только приобрел известность как один из крупнейших знатоков русского литературно-общественного движения, но и стал заметной фигурой в среде московской интеллигенции. Он сотрудничает во многих литературно-художественных и научных журналах, сам ведет литературные отделы: в 1904–1905 годах – в «Научном слове», а в 1907-м– редактирует отдел рецензий в «Вестнике Европы».

В 1904 году он женился на М.Б. Гольденвейзер, сестре музыканта. Дом Гершензонов в Никольском переулке на Арбате делается одним из любимейших пристанищ московской литературно-философской элиты. А. Белый, познакомившийся с Гершензоном в 1907 году и ставший завсегдатаем его «светелок», писал: «…он казался мне в эти минуты каким-то гением стихий, оплодотворявшим Москву умственной жизнью; не выходя из светелки своей, принимая всех у себя, он бурлил – на Москву, на Россию, на мир из маленького кабинетика…»³². Круг общения Гершензона в эти годы очень широк, он знаком и состоит в дружеских отношениях с философами С.Н. Булгаковым, Н.А. Бердяевым, Л. Шестовым, С.Л. Франком. Его круг – это и московская профессура – Б.А. Кистяковский, А.Е. Грузинский, Н.А. Котляревский, Н.С. Ангарский, Д.М. Петрушевский. Дом и собрания у Гершензона будут именовать позднее «Гершензоновской Москвой» – по аналогии с его книгой «Грибоедовская Москва», а самого писателя, автора огромного эпистолярия (около четырех тысяч писем написано им только матери и брату), назовут «летописцем дореволюционной Москвы, бытописателем преимущественно ее интеллигентских кругов…»³³

Долгим и счастливым оказалось сотрудничество с издательством М. и С. Сабашниковых. Гершензон становится не только любимым автором, но и литературным консультантом. Он организует серии: например, «Памятники мировой литературы» (сам он совместно с Вяч. Ивановым подготовил здесь том Петрарки, не утративший ценности и до сих пор), позднее, в 1917 году, он задумывает серию «Пушкинская библиотека».

В 10-е годы нарастает поток его рецензий – причем все яснее обозначалась переориентация Гершензона с исторической на литературную тематику. Гершензон зорко следит за новейшей литературой, хотя, по словам В. Ходасевича, «он терпеть не мог, чтоб его называли критиком. „Я историк, а не критик“, – поправлял он»³⁴. Ходасевич в своих воспоминаниях отмечает, что «более всех» Гершензон любил А. Белого. Среди его литературных пристрастий и Вяч. Иванов, Сологуб, Блок, Ремизов. К Брюсову отношение было сложнее – «не любя стихов», он ценил его литературную деятельность.

Ходасевич скромно умалчивает об отношении Гершензона к его собственной поэзии. Гершензон сразу и на всю жизнь полюбил Ходасевича и как человека, и как поэта. Е.К. Герцык, талантливая переводчица, автор интересных мемуаров, писала: «Утром был у него (Гершензона. – В.П.) Ходасевич. М.О. в полосе увлечения им: читает записанные им новые стихи и, одновременно торопясь и несносно медля, въедчиво анализирует каждый оттенок мысли и выражения поэта»³⁵. Ходасевич, оставивший о писателе теплые воспоминания, с благодарностью писал о поддержке Гершензона в трудные годы: «Скажу о себе, что, если б не Гершензон, плохо мне было бы в 1916–1918 гг., когда я тяжело хворал. Гершензон добывал для меня работу и деньги… А уж о душевной поддержке – и говорить нечего»³⁶.