Избранное: Христианская философия

В том, что касается самих наших способностей, проблема разрешена. Эти способности являются тем, чем только они должны и могут быть; наш разум конечен, как это и подобает сотворенному существу; наша воля бесконечна, как это и подобает неделимой способности, которую нельзя уменьшить, не разрушив ее. Поэтому единственным возможным источником заблуждения может быть только неправильное использование этих самих по себе хороших способностей. Мы ошибаемся, когда утверждаем или отрицаем то, что не познаем отчетливо; утверждая ложное предложение, мы полностью заблуждаемся, а нападая случайно на истинное предложение, мы совершаем ошибку, определяя свою волю, несмотря на незнание нашего разума. Но какого бы рода ошибку мы ни совершали, в этом нет никакой лишенности, которую можно было бы вменить в вину Богу. Совершаемые нами действия, даже если они дурны, являются тем не менее вполне хорошими и истинными в той мере, в какой они зависят от Бога. Лишенность, составляющая формальное основание заблуждения и греха, является лишенностью только по отношению к нам, дурно использующим свою способность свободного выбора; по отношению к Богу она является простой негативностью. Это означает, что все дурное в наших действиях имеет причину в нас самих; а все хорошее, что они содержат, зависит от содействия Бога[477].

Сравним декартовское учение о заблуждении с учением св. Фомы о грехе. Воля человека естественным образом устремлена к благу. В этом пункте не возникает никаких трудностей. Не требуются никакие размышления, чтобы понять, какова цель нашей воли. Уже в силу одного того, что цель выступает как то, чего хотят достигнуть, она не может быть объектом размышления; если о ней рассуждают или в ней сомневаются, это значит, что она на самом деле не является целью. Следовательно, каждая цель как таковая выступает уже вполне определенной[478], и, стало быть, размышление, предшествующее выбору, не может относиться к цели самой по себе, но лишь к средствам для ее достижения[479]. А вот размышление о средствах, напротив, совершенно необходимо. Всякий раз, когда речь идет о вещах сомнительных или недостоверных, рассудок старается не выносить свое суждение без предварительного рассмотрения. Поскольку человеческие действия по своей природе индивидуальны, случайны и в силу своей изменчивости недостоверны, исследование рассудка должно предшествовать любому решению, и именно этому исследованию дают наименование consilium, или размышление[480]. Такое размышление существенным образом есть дело рассудка. Именно ему надлежит обсуждать, какими средствами можно достичь определенной цели, и предоставить воле материал, относительно которого она будет делать выбор. Однако само размышление в известной степени зависит от воли; это невозможно отрицать, учитывая тесные взаимоотношения воли и разума. В самом деле, рассмотрим две потенции, акты которых определяются по отношению к обеим потенциям сразу. Акт каждой потенции может получать наименование от любой из них. И хотя размышление является, без сомнения, продуктом рассудка, оно несет на себе также печать воли, которая тоже играет в нем свою роль. Воля всегда доставляет размышлению его предмет, потому что человек размышляет о том, что он хочет или чего не хочет делать. Помимо этого, воля задает побудительный мотив размышления; человек размышляет над средствами, потому что хочет такой-то цели. Поэтому с полным правом можно определить размышление как волю, ищущую знания[481], хотя с первого же шага нашего анализа воля выступает как решающий элемент выбора.

Тем не менее размышление по своей сущности остается в основном делом рассудка. То же самое можно сказать и относительно суждения. Суждение, или judicium rationis[73*], как его часто называет св. Фома, есть заключение (или одно из заключений), кладущее конец размышлению. Поэтому оно по сущности зависит от рассудка и предшествует избиранию воли, так что заключение силлогизма, устанавливающее, что мы должны делать, и составляющее суждение, относится к избиранию воли как предшествующее к последующему[482].