Таким образом, история «Первоначал» целиком разворачивается под знаком озабоченности отношениями с иезуитами. «Первоначала» были книгой, предназначенной для преподавания и для обеспечения быстрого распространения и скорейшего успеха истинной философии; именно для этого философ замыслил и осуществил проект «Курса» или «Суммы», которую «сможет преподавать даже самый ничтожный преподаватель»[598]
.Отсюда нетрудно понять позицию Декарта по вопросу о свободе в этой работе; ведь он, редактируя свой «Курс» философии, должен был использовать все шансы на успех. Но одним из первых условий принятия его физики к преподаванию в иезуитских коллежах было наличие у этой физики метафизических оснований, приемлемых для членов ордена. Тем более Декарт не должен был вводить в свой курс ничего такого, что можно было понять как критику теологических учений, признаваемых конгрегацией; а именно такой была критика свободы как безразличия. Ведь свобода как безразличие — это Молина; и если члены Общества действительно были, как об этом упоминал Декарт, в чем-то единодушны, так это в спорах о благодати. Нападая на понимание свободы как безразличия и, следовательно, на Молину, Декарт нападал на все Общество Иисуса в целом, а самолюбие Общества было весьма чувствительно к любым нападкам по данному поводу. Поэтому приходилось выбирать: или «Первоначала», как и «Размышления», будут содержать развернутое объяснение природы свободы и критику свободы как безразличия — и тогда сопротивление иезуитов неминуемо, или данный момент опускается и даже тихонько вводится индифферентизм — и тогда принятие истинной философии в иезуитских коллежах облегчается, чем гарантируется ее распространение в образовании. Декарт, который, как мы видели, был слишком озабочен немедленной победой своей философии, выбрал второе, и, чтобы в самом деле открыть двери иезуитских коллежей для своей физики, он и включил безразличие в истинную свободу.
Впрочем, он смог это сделать, не внося существенных изменений в свою метафизику и даже не отказываясь ни от чего из написанного им о характере свободы; достаточно было обойти этот вопрос молчанием и переложить ответственность за заблуждение на дурное использование нашей свободы. Вот почему, несмотря на полное устранение критики свободы как безразличия, общая линия доказательств в «Первоначалах» остается той же, что и в «Размышлениях». Проблема ставится одна и та же: доказать, что наши ясные и отчетливые идеи истинны. Для доказательства достаточно осознать, что Бог в силу своего совершенства не может нас обманывать; но если бы мы обманывались в том, истинность чего мы видим ясно и отчетливо, это значило бы, что сам Бог нас обманывает. Но Он не может обманывать; следовательно, наши ясные и отчетливые идеи истинны[599]
. Остается, впрочем, одна трудность: как получается, что мы заблуждаемся? Верно ли, что Бог не обманщик и ни в коей мере не является причиной наших заблуждений? Для разрешения этой трудности доказывается, что наши заблуждения с точки зрения Бога являются ничем и что они выступают настоящим изъяном, лишенностью, только по отношению к нам самим[600]. После этого Декарт просто воспроизводит аргументацию «Размышлений», изменив лишь некоторые детали и выражения. Заблуждение не проистекает из нашего разума; его ограниченность, естественная для сотворенного разума, обуславливает то, что он не знает некоторых вещей, однако еще не приговаривает его неизбежным образом к заблуждению. Заблуждение проистекает из превосходства нашей воли над нашим разумом; это превосходство определяется самой природой нашей воли и даже образует главное совершенство человека, а именно способность действовать свободно. Итак, наш разум ограничен и конечен, а наша воля некоторым образом бесконечна, и поскольку она легко распространяет свои суждения за пределы того, что мы воспринимаем ясно и отчетливо, мы заблуждаемся. Изъян, из которого проистекают наши заблуждения, принадлежит не нашей природе, но нашим действиям; наша природа такова, какую Богу было угодно дать нам, и она такой, какой Бог дал ее нам, не обрекает нас на заблуждение; заблуждение проистекает из дурного применения нашей свободы[601]. Нельзя поэтому утверждать, что Бог приговорил нас к заблуждению, потому что только от нас зависит избегать заблуждения; и коль скоро Бог не является обманщиком, мы можем утверждать, что все то, что мы познаем ясно и отчетливо, истинно. Таким образом, Декарт ничего не поменял в совокупности рассуждений «Четвертого размышления», только, как оппортунист, отказался от своего прежнего учения о сущности нашей свободы.