Избранное. Книги 1-8

— Так что же такое мезоний, Иван Гаврилович? — перебил я его, чтобы направить разговор, — Вот это и есть мезоний.

— Что — это?!

— Вот это самое… — Иван Гаврилович сделал жест, будто пытаясь поймать что-то в воздухе: не то падавший лист клена, не то свой мезоний, и показал мне пустую ладонь. — Мезоний — это то, чего еще нет. — Он увидел гримасу разочарования на моем лице и рассмеялся. — Понимаете, это цель: нужно найти такое вещество, которое в известных условиях само выделяло бы мезоны так же обильно, как уран-235, плутоний или торий выделяют нейтроны. Вещество, делящееся на мезоны! Понимаете?

— Гм!.. — только и смог сказать я.

— Такое вещество обязательно должно быть в той бесконечно большой и бесконечно разнообразной кладовой, которая именуется Вселенной, — продолжал Иван Гаврилович. — Его нужно только суметь добыть.

— Каким образом?

— А вот этого-то я еще и не знаю… (“Так зачем же эти глубокомысленные рассуждения?” — чуть не сказал я.) Мезоний должен быть, потому что он необходим. И его нужно искать! — Иван Гаврилович черкнул ладонью в воздухе. — Видите ли: мы еще очень смутно представляем себе возможности того вещества, которое сами открыли Мы не знаем о нейтриде чего-то очень важного и главного… — Он помолчал, прищурился. — Вот сейчас мы с Сердюком ломаем голову над одним непостижимым эффектом. Понимаете, если долго облучать нейтрид в камере быстрыми мезонами, то он начинает отталкивать мезонный луч! Похоже, что нейтрид сильно заряжается отрицательным зарядом, но когда мы вытаскиваем нейтридную пластинку из камеры, то никакого заряда нет! — Он даже топнул ногой, остановился и снизу вверх посмотрел на меня. — Нет! Если был заряд, то уйти он не мог: нейтрид — идеальный изолятор. Если не было, то почему же отталкиваются мезоны? Какие-то потусторонние силы, мистика, что ли? У нас это происходит уже десятый раз…

— Да, но при чем здесь “мезоний”? — возразил я.

— Видите ли… — Иван Гаврилович попытался пригладить волосы за лысиной, но они от этого только взъерошились. — Я уже сказал, что “мезоний” — это цель. Как бы это вам объяснить? Знаете, меня всегда мало увлекали те отвлеченные исследования, которые проводятся… ради исследований, если хотите. Они иногда полезны, спору нет, но… Я привык ставить себе цель: что весомого, ощутимого дадут исследования? Грубо говоря: что это даст людям? Пусть будет далекая цель, но необходимо ее иметь — поиски становятся целеустремленнее, мысль работает живее. Так вот. Такой далекой целью — а может быть, и не очень далекой, кто знает? — нынешних наших с Алексеем Осиповичем исследований и является мезоний.

— Что ж, — сказал я, — как мечта — это великолепно! Но как идея для экспериментов — нереально.

— И с этим человеком я когда-то искал нейтрид! — Иван Гаврилович рассердился. — Давно ли и нейтрид был “нереален”? Конечно, против того, чего еще нет, можно привести тьму возражений. А не лучше ли поискать доводы в защиту идеи? По-моему, мы на верном пути: мы облучаем ртуть мезонами и получаем нейтрид. Значит, мезоны родственны ядерным силам, которые действуют внутри нейтрида. Итак, если и можно получить мезоний, то только через нейтрид!

— Да нет же, Иван Гаврилович! — Меня задело его восклицание, и я тоже начал сердиться. — Рассудите сами: нет и не может быть ни одного вещества, которое естественным образом, само по себе распадалось бы не на нуклоны, а на мезоны. Это принципиально невозможно! Ведь не случайно все радиоактивные вещества распадаются с выделением электронов, нейтронов, протонов, альфа-частиц — словом, чего угодно, только не мезонов.

Некоторое время мы шли молча. Парк уже кончался, за желтыми кленами была видна фигурная изгородь, а за ней — шумная, сверкающая автомобилями улица.

— Значит, я напрасно тратил порох! — вздохнул Иван Гаврилович. — А жаль, мне хотелось увлечь вас этой идеей, хотелось, чтобы и вы поразмышляли. Мне сейчас как раз не хватает человека с исследовательской жилкой, а вы это можете… Значит, вас это не увлекает?

— По-моему, нужно усовершенствовать мезонаторы, — ответил я. — Как они ни плохи, но это более реальная возможность увеличить выход нейтрида…

Теперь молчание стало совсем тягостным, и я с облегчением увидел ворота парка. Мы вышли на улицу.

Иван Гаврилович хмуро протянул руку:

— Ну, мне прямо. А вон ваш троллейбус — спешите. И… знаете что? — Он из-под очков внимательно посмотрел на меня. — Не закоснела ли у вас от заводской сутолоки мысль, а? Не утрачиваете ли вы способность чуять неизведанное? Это плохо для исследователя. А вы исследователь, не забывайте! Впрочем, до свидания.

Мы попрощались и разошлись. Неловкий разговор получился. Плохие мезонаторы, абстрактный мезоний, опыты по облучению нейтрида… Словом, мы не поняли друг друга.

27 октября. Что-то последнее время меня все раздражает: и непонятливость операторов, и поломки в мезонаторах, и пыль на стеклах приборов… Страшно много мелочей, на которые уходит почти весь день. Неужели Голуб прав и я действительно утрачиваю способность увидеть новое за множеством мелочей?