Читаем Избранное. Проза. Мистерии. Поэзия полностью

[Я либо глупая, либо неверная]

Все мои истории, вся моя история всегда только начинаются. И так происходит с появлением Интеллектуальной партии в современном мире, того положения управляющего, того положения командующего, которое Интеллектуальная партия получила в современном мире.

В этой системе что есть, то есть, — говорит она, — что происходит, то происходит. Но я никогда не могу закончить. Никогда не могу написать историю того, что есть. Никогда не могу следовать ходу события. Событие следует своим ходом. Событие протекает, если еще позволено использовать такое слово, а я ловлю рыбу на удочку. Что происходит, то продолжает происходить. А я продолжаю быть не у дел. Урания еще может предвосхищать событие мира, его угадывать, событие звезд, событие неба, потому что ей принадлежит мир постоянства, послушных звезд, повторяющегося неба. А мне был дан человек. И это не человек постоянства.

И не человек послушный. В каком-то смысле это человек повторяющийся.

Человек случайности.

А я со своими карточками словно бегу за автомобилем.

Я, которую люди пожелали сделать владычицей и правительницей (царица небесная, правительница земная), я, в чьи руки, в чьи слабые руки они пожелали отдать не только управление миром, не только все командование временное, но даже управление духовное и прежде всего управление духовное и командование тем, что не от мира сего, и всю власть над вечным, я, у которой они упорно выспрашивали сам секрет спасения, и не только управление государствами, но управление сердцами, в то же время, если позволено так выразиться, меня заставляли существовать в таком режиме, который есть современный режим, меня снабжали таким аппаратом, меня вооружали таким методом, что едва ли вы, едва ли я сама не то что коснусь чего-то важного, не то что доберусь до чего-то особенного, чего-то духовного, сущностного, вечного (речь ведь идет именно об этом), но едва ли я завершу начало, смогу дойти до начала самой простой истории на свете. Истории самой обычной, самой заурядной, самой распространенной, самой обыденной, самой временной, наконец, самой литературной. Самой банальной. Для нас построили аппарат, — говорит она, — мы живем в системе, при которой можно делать все, кроме истории этого дела, где можно все свершить, кроме истории этого свершения. Гюго смог закончить «Возмездия». Но я никогда не закончу истории «Возмездий». Иисус Христос смог спасти мир. Но я никогда не закончу истории Иисуса Христа…

Мне понадобится целая жизнь, чтобы написать историю одного часа. Мне понадобится целая вечность, чтобы написать историю одного дня. Можно делать все, кроме истории того, что делаешь. Я не могу рассказать истории, видно всегда только начало моих историй, во-первых, потому, что всякая история не имеет границы, потому что всякая история вплетена в бесконечную историю, во-вторых, потому, что в их системе всякая история сама по себе бесконечна. Мне понадобится вечность, чтобы написать историю малейшего отрезка времени. Мне понадобится вечность, чтобы написать историю малейшего события. Мне понадобится бесконечность, чтобы написать историю малейшей конечной вещи. Смотрите, что сегодня с нами произошло. На имя Клио у нас не хватило карточек даже для самой жалкой второстепенной диссертации. Думаю, у нас было только две карточки. Но на имя история у нас оказалось столько карточек, что с другого конца невозможности нам стало невозможно написать далее самую пухлую диссертацию. Позвольте мне, — говорит она, — усмотреть здесь еще один символ, если еще позволительно употреблять это слово. На мое имя Клио у меня всегда слишком мало карточек, чтобы писать историю. На мое имя история у меня всегда недостаточно мало карточек, чтобы писать историю. Их у меня всегда избыток. Когда речь идет о древней истории, невозможно писать историю, потому что сведений недостаточно. Когда речь идет об истории современной, невозможно писать историю, потому что сведений излишек. Вот куда они меня загнали с их методом неопределенного количества подробностей и с их идеей, что можно создать беспредельное, если взять мешок и набить его неопределенным…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Крестный путь
Крестный путь

Владимир Личутин впервые в современной прозе обращается к теме русского религиозного раскола - этой национальной драме, что постигла Русь в XVII веке и сопровождает русский народ и поныне.Роман этот необычайно актуален: из далекого прошлого наши предки предупреждают нас, взывая к добру, ограждают от возможных бедствий, напоминают о славных страницах истории российской, когда «... в какой-нибудь десяток лет Русь неслыханно обросла землями и вновь стала великою».Роман «Раскол», издаваемый в 3-х книгах: «Венчание на царство», «Крестный путь» и «Вознесение», отличается остросюжетным, напряженным действием, точно передающим дух времени, колорит истории, характеры реальных исторических лиц - протопопа Аввакума, патриарха Никона.Читателя ожидает погружение в живописный мир русского быта и образов XVII века.

Владимир Владимирович Личутин , Дафна дю Морье , Сергей Иванович Кравченко , Хосемария Эскрива

Проза / Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза / Религия, религиозная литература / Современная проза
Библия. Синодальный перевод (RST)
Библия. Синодальный перевод (RST)

Данный перевод Библии был осуществлён в течение XIX века и авторизован Святейшим Правительствующим Синодом для домашнего (не богослужебного) чтения. Синодальный перевод имеет высокий авторитет и широко используется не только в православной Церкви, но и в других христианских конфессиях.Перевод книг Ветхого Завета осуществлялся с иврита (масоретского текста) с некоторым учётом церковнославянского текста, восходящего к переводу семидесяти толковников (Септуагинта); Нового Завета — с греческого оригинала. Литературный язык перевода находится под сильным влиянием церковнославянского языка. Стоить заметить, что стремление переводчиков следовать православной догматике привело к тому, что в результате данный перевод содержит многочисленные отклонения от масоретского текста, а также тенденциозные интерпретации оригинала.

Библия , РБО

Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика
История Христианской Церкви
История Христианской Церкви

Работа известного русского историка христианской церкви давно стала классической, хотя и оставалась малоизвестной широкому кругу читателей. Ее отличает глубокое проникновение в суть исторического развития церкви со сложной и противоречивой динамикой становления догматики, структуры организации, канонических правил, литургики и таинственной практики. Автор на историческом, лингвистическом и теологическом материале раскрывает сложность и неисчерпаемость святоотеческого наследия первых десяти веков (до схизмы 1054 г.) церковной истории, когда были заложены основы церковности, определяющей жизнь христианства и в наши дни.Профессор Михаил Эммануилович Поснов (1874–1931) окончил Киевскую Духовную Академию и впоследствии поддерживал постоянные связи с университетами Запада. Он был профессором в Киеве, позже — в Софии, где читал лекции по догматике и, в особенности по церковной истории. Предлагаемая здесь книга представляет собою обобщающий труд, который он сам предполагал еще раз пересмотреть и издать. Кончина, постигшая его в Софии в 1931 г., помешала ему осуществить последнюю отделку этого труда, который в сокращенном издании появился в Софии в 1937 г.

Михаил Эммануилович Поснов

Религия, религиозная литература