Очертания призрака неуверенно рисовались в темноте, едва заметно сжимаясь и снова расширяясь, точно от медленного дыхания, пробегающего по всему телу: единственное движение, которое можно было уловить.
Вместо ног в пол упирались обрубки костей. А мясо, серое, бескровное, выпячивалось своими краями на высоте перехвата.
Неподвижное существо протягивало мне свою руку.
В ней лежали зернышки. Величиной с горошину, красного цвета, с черными пятнышками по краям.
Что я должен был сделать с ними?
Я смутно сознавал, что на мне лежала огромнейшая ответственность — ответственность, выходящая за пределы всего земного, — если я сейчас не сделаю все то, что нужно.
Две чаши весов — на каждой половина Вселенной — колеблются где-то в царстве первопричины, мерещилось мне, — на какую я брошу пылинку, та и опустится.
Так вот она, эта страшная напряженность, окружающая меня! — догадался я. «Не шевели пальцем! — советовал мне рассудок. — Даже если смерть никогда не придет за тобой и не избавит тебя от этой муки».
«Но и этим ты произвел бы выбор: значит, ты
В поисках поддержки защиты я оглянулся вокруг — не увижу ли знака, указующего, как быть.
Ничего.
И во мне самом ни решения, ни выбора, — все мертво — умерло.
Жизнь мириадов людей в это страшное мгновение легче перышка, понял я…
Уже давно, должно быть, наступила ночь, я не различал стен моей комнаты.
Рядом, в ателье, слышались шаги, кто-то передвигал шкафы, выдвигал ящики, со стуком бросал их на пол, — мне показалось, что я узнал голос Вассертрума, произносившего хриплым басом дикие проклятия. Я не стал прислушиваться. Это имело для меня не большее значение, чем шорох мышей.
Я закрыл глаза.
Длинным рядом потянулись предо мной человеческие лица. Веки опущены… неподвижные мертвые маски… мой собственный род, мои предки.
Все одна и та же форма черепа, хотя тип заметно менялся. Предки вставали из могил с волосами гладко причесанными, распущенными, подстриженными, в париках и в косичках. Века за веками, все ближе ко мне, их черты становились мне все более и более знакомыми и, наконец, слились в одно лицо… В лицо Голема, которым и — оборвалась цепь моих предков…
Затем тьма обратила мою комнату в беспредельное пустое пространство, в середине которого, как я знал, я сижу в кресле. Предо мной снова появилась серая тень с протянутой рукой.
Когда я открыл глаза, около нас двумя пересекающимися кругами стояли октоидально какие-то странные существа.
В одном круге они были облачены в одежды, отливавшие фиолетовым цветом, а в другом — красно-черным. Люди неведомой расы, высокого роста, неестественно худые. На лица их были наброшены светящиеся покрывала.
Усилившееся сердцебиение подсказало мне, что час решения настал. Мои пальцы протянулись к зернам — тут я увидел, что дрожь пробежала по лицам красноватого круга.
Не брать зерен? — Дрожь охватила синеватый круг, — я пристально взглянул на человека без головы. Он стоял в той же позе, неподвижно, как прежде.
Даже дышать он перестал.
Я поднял руку, все еще не зная, что сделать… ударил по протянутой руке призрака, и зерна рассыпались по полу.
На одно мгновение точно электрический заряд отнял у меня сознание, и мне показалось, что я лечу в бездну, — но потом я снова почувствовал себя на йогах.
Серая фигура исчезла. С ней и существа красного круга.
Синеватые же лица окружили меня, на груди у них были надписи из золотых иероглифов, между поднятыми и сжатыми указательными и средними пальцами, точно заклинания, они держали красные зерна, которые я выбил из руки безголового призрака.
Я слышал, как снаружи град бил в стекла, и оглушительный гром потряс воздух.
Зимняя гроза во всей ее бессмысленной ярости проносилась над городом. С реки сквозь завывания ветра доносились, через равные промежутки времени, глухие пушечные выстрелы, возвещавшие вскрытие льда на Молдаве. Комната пылала в огне беспрерывных молний. Я вдруг почувствовал такую слабость, что у меня задрожали колени и я должен был сесть.
«Будь спокоен, — ясно произнес чей-то голос возле меня, — будь совершенно спокоен, сегодня
………………………….
Мало-помалу гроза стихла, и оглушительный грохот перешел в монотонное постукивание града по крышам.
Физическая слабость дошла до такой степени, что я смутно, точно в полусне, воспринимал все происходившее кругом.
Кто-то из круга произнес слова:
Другие ответили ему что-то на непонятном мне языке.
Затем тот же голос произнес какую-то фразу, в которой было имя «Енох{142}
», но остального я не понял. Шум трескающегося льда, доносимый ветром, был слишком оглушителен.………………………….
Потом один из круга выделился, подошел ко мне, указал на иероглифы на своей груди — это были те же буквы, что и у других, — и спросил меня, могу ли я их прочесть.